— Государь, вашему величеству следует приучиться к терпению, ибо отныне вам будут досаждать еще больше.
— Вы ошибаетесь, сударь: мне куда досаднее было избражать из себя ребенка, чем заниматься всеми этими делами.
Затем, обращаясь к тем, кто стоял ближе всего к нему, он произнес:
— На протяжении шести лет меня заставляли погонять мулов в Тюильри. Настало время заняться своим ремеслом короля.
И вдруг, словно подстегиваемый своего рода лихорадкой, он заговорил громче и живее, чем всегда:
— Господа, согласитесь, что я, должно быть, очень любим французами, ведь мне пришлось поделиться своим замыслом более чем с двумя десятками людей, но ни один из них ни о чем не предупредил этого человека. Впрочем, далеко не вчера я задумал стать властелином: уже давно, во время поездки в Сен-Жермен, я решил направиться оттуда в Руан, а прибыв в Руан, вызвать туда своих верных слуг. В другой раз я вознамерился бежать в Амбуаз; у меня была и другая мысль: пригласить маршала посмотреть в моей комнате маленькие пушечки, из которых я стрелял по своему форту в Тюильри; в это время Деклюзо напомнил бы мне, что три или четыре пушки я оставил внизу, в галерее; после этого я вышел бы из кабинета, будто бы для того, чтобы приказать принести их, и оставил бы маршала там одного; в это время туда вошел бы Витри со своими людьми и убил бы его так, как он убил его сегодня; однако маршал не предоставил им этой возможности. Наконец, пришел черед вчерашнего замысла, который провалился, потому что маршал принял утром какое-то лекарство и вернулся к себе сразу после визита к моей матери.
Одобрительный шепот, последовавший за этим признанием короля, свидетельствовал о том, что слушатели восхищены его настойчивостью, и он продолжал:
— К тому же, господа, следует согласиться и с тем, что маршал был отъявленный наглец. Однажды, играя со мной в бильярд, он надел шляпу! Правда, затем он попросил у меня разрешения, сказав: «Государь, ваше величество позволит мне покрыть голову?», однако он сделал это уже после того, как надел головной убор. И я ответил ему: «Да, покройте», но тоном, какой должен был дать ему понять, что меня это оскорбило. И разве в другой раз, возможно в тот же самый день, он не расселся в почтовом совете, в моем собственном кресле, и не стал приказывать каждому из государственных секретарей зачитывать почту соответственно их департаментам, отдавая приказы палкой и по собственной прихоти выражая свое одобрение или порицание?! А несколькими днями раньше, когда я был один в своей комнате, он нанес мне визит, явившись с двумя или тремя сотнями дворян, которые вошли и вышли вместе с ним, и ни один из них не подумал остаться, чтобы побыть со мной! В другой раз он заявил, что я, не помню уже за какую ребяческую шалость, заслужил порку розгами!.. Да, черт побери, король, мой отец, порол меня, когда я был ребенком, но он имел на это право! Когда же я косо смотрел на маршала, он, спесивец, полагал, что меня настраивают против него, доказательством чему служат слова, сказанные им Люину: «Господин де Люин, я прекрасно вижу, что король сердится на меня; но берегитесь: вы мне ответите за это!» Да, клянусь святым чревом, как говоривал мой покойный отец, при виде маршала я корчил гримасы, но, к счастью, мы поменялись ролями, и теперь гримаса на лице у него.
Вот на этой остроте, за которую нам следует быть благодарными Людовику XIII, ибо они крайне редки у него, он и прекратил, наконец, свою длинную речь, которую г-н де Марийяк, ставший позднее хранителем печати, записал со всей ее лихорадочной бессвязностью, с какой мы ее и воспроизводим.
В это время явились представители Парламента — президенты и советники; всего их было одиннадцать: три президента и восемь советников; они застали его величество в галерее.
Казалось, что король, так долго хранивший молчание, испытывал теперь потребность выговориться.
— Господа, — промолвил Людовик XIII, приблизившись к ним, — я убедился в вашей преданности и желаю в делах особой важности руководствоваться вашими советами; я и вызвал вас теперь, чтобы узнать ваше мнение; пройдите же в кабинет, где собрался мой совет, и там вы узнаете, о чем идет речь.
Представители Парламента направились в кабинет.