Ни для кого не являлось секретом, что этот город, можно сказать, сам был готов упасть, точно перезрелый плод, в руки короля: в нем недоставало боеприпасов, крепостные сооружения не поддерживались в надлежащем порядке, гарнизон был слаб и плохо управлялся. Более того, парламент Нормандии изъявлял готовность финансировать операцию по взятию Руана. Окружение короля торопило его принять это нежданное предложение. Овладение Руаном, ключом к господству в Нормандии, несомненно, позволило бы в какой-то мере загладить негативные последствия провала Парижской операции. Однако как бы случайно канцлер Шеверни и господин Сурди настоятельно посоветовали Генриху заняться осадой Шартра. И король согласился на это предприятие, в равной мере пагубное как для его репутации, так и для дела, вождем и знаменем которого он считался. Не менее красноречив был и тот факт, что Габриель сопровождала, наряду со своей доброй тетушкой, дядюшку Сурди, отправившегося осаждать Шартр, хотя для нее это было далеко не самое подходящее место. Стоит ли напоминать, что и Генрих IV не пренебрег своей обязанностью главнокомандующего. И пошла забава: каждый вечер пиры и танцы до упаду. В надлежащий срок Шартр капитулировал, месье де Сурди вновь занял должность губернатора, а король получил свою вожделенную награду.
Теперь вроде бы можно было заняться осадой Руана, о чем постоянно напоминали Генриху люди из его ближайшего окружения. На этот раз и Елизавета Английская предложила свою помощь, обещая прислать четыре тысячи солдат. Однако опять верх взяла прекрасная Габриель, отправившая царственного любовника осаждать Нуайон. В августе 1591 года этот город капитулировал, и Антуан д’Эстре стал его губернатором. Может быть теперь, когда в Дьепе высадились англичане, король подумал об интересах дела и приступил, пока еще не поздно, к осаде главного города Нормандии? Ничуть не бывало. Сначала он направился в Седан, а на обратном пути надолго застрял в Нуайоне, не в силах расстаться с любовницей. Даже наиболее преданные ему гугеноты, элита армии, начали роптать. Что же касается католиков, то они откровенно задавались вопросом, правильно ли они сделали свой выбор и не лучше ли было бы воевать на стороне Лиги.
Когда же, наконец, королевская армия в начале декабря подошла к Руану, было уже слишком поздно. В городе распоряжался Виллар де Бранкас, талантливый военачальник и убежденный сторонник Лиги. Пока Генрих бездарно тратил время на любовные похождения, у Бранкаса была возможность должным образом организовать оборону города. Кроме того, жители Руана, как и парижане годом ранее, ожидали прибытия Фарнезе, который помог бы снять осаду с их города. И опять король, не щадя себя, развивал свою бесполезную, хотя и весьма самоотверженную активность, днем и ночью командуя на батареях и в окопах. Хотя он демонстрировал личное мужество, не обращая внимание на свист пуль, осада Руана велась из рук вон плохо. Генрих совершил все промахи, какие только можно было совершить при осаде города. К тому же он то и дело отлучался на охоту или на свидания с любовницами и подолгу пропадал в Дьепе, где находилась его ненаглядная, хотя и не единственная Габриель.
Герцог Пармский прибыл во Францию в январе 1592 года во главе многочисленной и хорошо обученной армии испанских, валлонских и германских наемников. И опять Генрих столкнулся с той же самой проблемой, что и в 1590 году, во время осады Парижа. Провал той кампании ничему не научил его, и он совершил ту же самую ошибку: вместо того, чтобы продолжать осаду Руана, он предпочел двинуться навстречу Алессандро Фарнезе, чтобы навязать ему бой. Ближайшие соратники, прежде всего Рони, как могли, отговаривали его, но все было тщетно. Хуже того, он вбил себе в голову, что надо провоцировать противника, дабы вынудить его вступить в сражение. Во время одной из таких бестолковых стычек, случившейся 5 февраля 1592 года и позднее получившей ироническое название «битва при Омале», Генрих был настолько безрассуден, что едва не попал в плен и получил пулевое ранение в поясницу.