И все же король добился своего, сделав собственную семейную жизнь еще более невыносимой. Проявив невероятную бестактность, он поселил Генриетту в апартаментах, располагавшихся рядом с покоями королевы. В этом могло заключаться большое удобство для Генриха, привыкшего переходить в течение ночи от одной к другой, однако очевидным было и то неудобство, что Мария постоянно злилась на него, поэтому своды Лувра то и дело оглашались криками, которые сопровождали выяснение отношений в благородном семействе. При этом мадам де Верней беспрестанно оскорбляла королеву, бесстыдно заявляя, что если бы на свете была справедливость, то она давно бы уже заняла место этой толстой банкирши. Совершенно порабощенный своей любовницей, Генрих не находил в себе сил что-либо сделать. А та, не любя и не уважая его, обходилась с ним как с существом низшего порядка.
На пике супружеских раздоров в 1603 году король тяжело заболел: приступ болезни, вызванной камнями в почках, заставил его подумать, что пришел его последний час. Врачи прописали тогда Генриху IV полное воздержание, так что королева и фаворитка смогли вести образ жизни, который позволял соблюдать приличия. Тот же Сюлли рассказывает о трогательной заботе королевы, проводившей долгие часы у изголовья больного супруга.
Когда здоровье вернулось, король вновь начал оказывать знаки внимания Генриетте, но та принялась за старое, прибавив к своей обычной наглости еще и участие в заговоре, в результате чего ей пришлось на время удалиться от королевского двора. Едва оказавшись на свободе после казни Бирона, графы д’Овернь и д’Антраг возобновили свою подрывную деятельность. Об их замыслах известно мало, поскольку король распорядился почистить архивы. Их главным козырем, вероятно, было обещание жениться, опрометчиво данное Генрихом IV Генриетте. Их намерения простирались значительно дальше, чем у маршала Бирона: воспользовавшись королевским обещанием, объявить брак Генриха IV с Марией Медичи недействительным и заменить дофина бастардом, сыном Генриетты, которого предполагалось объявить законным наследником короны Франции. Для реализации столь экстравагантной программы намечалось призвать на помощь Испанию, Савойю и Англию. Восстание внутри страны недовольных из обеих конфессий должно было обеспечить успех заговора. Предусматривалось даже физическое устранение короля; дофину тоже готовилась смерть или высылка из страны. Возможно также, что заговорщики рассчитывали на естественную смерть короля, учитывая резкое ухудшение его здоровья.
Тайна раскрылась в апреле 1604 года. У английского шпиона, Томаса Моргана, были найдены доказательства заговора, в который был замешан Николя Лост, собственный секретарь министра иностранных дел Вильруа, поддерживавший связи с Испанией. Участие Генриетты д’Антраг в заговоре не оставляло ни малейших сомнений, и Генрих IV адресовал ей резкие упреки. Однако фаворитка и на сей раз ловко выкрутилась, сумев убедить бессильного перед ее чарами короля в том, что она связалась с испанскими агентами лишь из опасения за свое будущее и будущее своих детей, ибо в случае кончины короля Мария Медичи не пощадила бы их. И Генрих с готовностью проглотил эту ложь. Во избежание крупного скандала, который мог бы замарать двор и королевскую семью, не стали предавать дело огласке. Генрих IV потребовал только возвратить его обязательство жениться на Генриетте д’Антраг, которое после долгих запирательств наконец-то было получено. В результате неоднократных изобличений в заговорах единственным пострадавшим оказался, как уже упоминалось, граф д’Овернь, просидевший 12 лет в Бастилии.
В связи с заговорами Бирона и семейства д’Антраг оказался сильно скомпрометированным старинный товарищ Генриха IV Анри де Ла Тур, виконт де Тюренн, которого женитьба на Шарлотте де Ла Марк сделала наследником суверенного герцогства де Буйон. Документы, найденные у перехваченного курьера, доказывали, что он пытался поднять протестантских князей Германии против Генриха IV и что его агенты пытались организовать восстание протестантов внутри Франции, в частности в Лимузене и Пуату. Надеясь обезоружить суверена чистосердечным признанием, 29 сентября 1605 года он направил ему письмо с уверениями в собственной покорности. Великодушие Генриха IV в отношении герцога Буйонского не распространялось на его сотоварищей: пятеро из них были казнены в Лимузене, а шестой — в Провансе, по обвинению в намерении сдать Марсель испанцам.