Крепя слова делами, Лига перешла к широкомасштабным военным действиям. Протестанты как раз в то время лишились одного из своих главных предводителей — Генриха Конде, блокированного на Гернси. В марте 1586 года он счел уместным отвлечься от ратных подвигов, дабы вступить в брак с Шарлоттой де Ла Тремуйль, дочерью покойного герцога Туара, одного из создателей Лиги 1576 года. Свадебные хлопоты помешали ему на какое-то время участвовать в военных действиях. Против Генриха Наваррского Генрих Гиз направил своего брата, герцога Майеннского, со значительной армией, насчитывавшей более двадцати тысяч человек. Когда это войско соединилось с отрядами Матиньона, положение Беарнца стало весьма угрожающим. Однако, перехитрив патрули, он сумел добраться до По, чтобы назначить свою сестру Екатерину регентшей Наваррского королевства, после чего, забыв о благоразумии, отправился к Коризанде в замок Ажетмо, где провел четыре дня, с 4 по 7 марта включительно. Эти ненужные перемещения Беарнца по территории, контролируемой противником, вызывали решительное осуждение его соратников, для которых он был если и не руководителем в прямом смысле слова (о «мудром» руководстве Генриха Наваррского мы еще не раз услышим), то необходимым знаменем в борьбе, утрата которого сильно уменьшила бы их шансы на успех. Рядовой рискует лишь самим собой, а стоящий во главе — всем делом, однако наш герой никогда этого не понимал, то и дело создавая серьезные проблемы для тех, кто шел за ним. И на этот раз он не придумал ничего умнее, как отшутиться: «Господин Майенн не такой уж плохой парень, чтобы не дать мне прогуляться по Гиени!»
Однако Майенн оказался хуже, чем думал о нем король Наваррский: он не собирался щадить своего противника. Вернувшись с «прогулки», во время которой он едва не угодил в устроенную для него ловушку (в том самом городишке Оз, в котором его однажды чуть было не пристрелили), Генрих вновь подвергся осаде в Нераке, для обороны которого пришлось принимать срочные меры. Оказавшись в плотном кольце осады и имея срочную необходимость выбраться из обложенного противником города, он с двадцатью своими спутниками под покровом ночи спустился с башни (при этом каким-то неведомым образом умудрились спустить и их лошадей) и, проявив чудеса изворотливости, выбрался на оперативный простор. 2 апреля он был уже в Бержераке, одном из главных оплотов французского протестантизма. Там он пробыл целый месяц, занимаясь организацией сопротивления в Гиени, в частности, назначив виконта Тюренна своим главным заместителем, дабы тот в случае необходимости взял руководство на себя. Был разработан подробный план военной кампании в Гиени и Дофине и посланы гонцы к германским князьям, дабы поторопить их с отправкой рейтар. Что позволено Юпитеру, то не позволено быку: Генрих Наваррский, встав в позу французского патриота и гневно клеймя Лигу за ее связи с испанцами, считал, ради торжества своего дела, возможным пригласить в страну не менее опасных врагов, чем подданные Филиппа II. Решив эти неотложные вопросы, Беарнец вновь отправился в путь, и 1 июня 1586 года торжественно вступил в Ла-Рошель, где впервые побывал почти 20 лет назад вместе с первым Конде.
У него имелись и личные причины приехать в этот город. Дело в том, что незадолго до того Генрих Конде, завершив медовый месяц, появился в Ла-Рошели и, не стыдясь своего недавнего фиаско, вновь стал претендовать на роль главнокомандующего армией гугенотов. Генрих Наваррский не мог позволить этого, тем более что и жители города, разуверившиеся в полководческих талантах принца Конде, не доверяли ему. Приняв на себя общее руководство по обороне Ла-Рошели и обеспечению ее боеприпасами и продовольствием, Беарнец находил время, чтобы регулярно писать Коризанде любовные послания («Душа моя, вечно помните о своем Малыше», — напоминал он метрессе, которая фамильярно называла его, не вышедшего статью и ростом, этим ласкательным прозвищем), хотя сам тогда уже положил глаз на очаровательную двадцатилетнюю ларошельскую гугенотку Эстер Имбер де Буаламбер, юная свежесть которой выгодно контрастировала со зрелым шармом Коризанды, хотя обе эти идиллии еще какое-то время сосуществовали.