Между тем Генриху Наваррскому пришло время отвечать перед своими союзниками за бездарную гибель армии наемников, пришедшей, согласно достигнутой договоренности, к нему на помощь. Хотя жизнь отдельного человека, особенно наемного солдата, тогда ценилась недорого, на формирование наемного войска были потрачены немалые средства, за которые, равно как и за попранные надежды сподвижников, Беарнцу предстояло отчитаться. Эту неблагодарную задачу взял на себя Дюплесси-Морне, пытавшийся оправдать своего хозяина перед его возмущенными союзниками, финансировавшими и осуществлявшими набор наемников, — Монморанси, королевой Англии, германскими князьями и скандинавскими государями. Но самые резкие порицания прозвучали от французских протестантов, гугенотов из Нижнего Лангедока, от которых Генрих еще в ноябре получил 20 тысяч экю, чтобы прийти на подмогу рейтарам, но даже и не подумал сделать этого. Вот вам и защитник протестантских церквей!
Особенно сильную обеспокоенность вызывала у Беарнца враждебность со стороны Монморанси, которая могла привести к отпадению всего союзного юга. Он опасался также, как бы тот не пошел на сепаратное соглашение с королевой-матерью. Для налаживания отношений Генрих послал к Монморанси Тюренна. Специальный посланник отправился с дипломатической миссией в Лондон, чтобы предложить королеве Елизавете в качестве компенсации за потерянные деньги и обманутые надежды проект династического брака Екатерины Бурбон с шотландским принцем Яковом. Сегюр поехал в Германию уговаривать протестантских князей.
В начале марта 1588 года Генрих получил весть о кончине своего кузена принца Конде, так и не оправившегося от раны в живот, полученной в битве при Кутра. Вскоре после этого печально знаменитого сражения, внесшего раздор в ряды прежних товарищей по оружию, сильный духом принц, кое-как подлечив рану, отправился поднимать на борьбу рейтар, вероломно брошенных Генрихом Наваррским. Постигшая его на этом поприще неудача усугубила и без того плохое самочувствие, и он слег в Сенте, куда приехала ухаживать за ним супруга, Шарлотта де Ла Тремуйль. После двухмесячного лечения и отдыха Конде почувствовал себя достаточно бодрым, чтобы вместе с женой перебраться в свое имение Сен-Жан-д’Анжели. Считая себя совершенно здоровым, он уже пробовал садиться на лошадь, как вдруг 3 марта у него началась сильная рвота, и спустя два дня 35-летний гугенотский паладин скончался. У Генриха Наваррского, строго говоря, не было причин горевать по поводу смерти главного конкурента за место лидера в протестантской партии, и он отделался дежурными банальными фразами об утрате соратника по борьбе. Подлинная причина смерти Конде так и осталась невыясненной, однако многие всерьез приняли версию об отравлении, обвинив в этом супругу покойного, и Шарлотта, несмотря на беременность, оказалась в тюрьме.
Шумиха по поводу предполагаемого отравления Конде краем зацепила и Беарнца. Прошел слух, что именно он был вдохновителем преступления: супруга покойного была как раз той Шарлоттой, в которую юный принц Наваррский, как, возможно, помнит читатель, влюбился полудетской любовью, и спустя многие годы они стали любовниками. Желая избавиться от соперника, не раз перебегавшего ему дорогу в самых разных ситуациях, он будто бы и подговорил Шарлотту отравить мужа. Таким образом, родившийся у нее в тюрьме ребенок был сыном Генриха Наваррского, и на этом история, начавшаяся лет за двадцать до описываемого события, не заканчивается — она получит продолжение, когда на троне Франции уже будет восседать король Генрих IV.