Выбрать главу

Вся эта энергия держалась до тех пор, пока длилась война. Но вот пришел мир, и Генрих вдруг обнаружил, что он не просто устал, а изможден.

Через шесть месяцев после заключения мира ужасающее трио, уставшее ждать, обрушилось на него: задержка мочи, подагра, понос. Извини, друг читатель, но мы рассказываем о королях в халатах.

Бедный Генрих IV! Он думал, что умрет от этого. Он столько видел, столько сделал, так страдал!

В одном Генрих IV остался тем, кем был всегда, — большим любителем женщин и даже девочек.

Мадам де Мотвиль жалуется, что в ее время женщины не удостаиваются более такого внимания, как при Генрихе IV. А все потому, что Генрих IV женщин любил, а Людовик XIII их ненавидел. Как, сын Генриха IV ненавидел женщин? Мы никогда не говорили, хоть и занимаемся историей альковов, что Людовик XIII был сыном Генриха IV.

Мы, возможно, скажем совсем противоположное в момент его рождения.

Итак, ситуация была благоприятной для Габриель: она превратилась ценой небольшого волнения в жену утомленного короля. В приданое ему она принесла не золото, не провинции, но нечто не менее драгоценное: готовых детей.

Но разбитая Испания жила надеждой взять реванш, подсунув в постель королю испанскую королеву.

Отсюда и страхи бедной Габриель. Она чувствовала себя препятствием. А перед лицом Испании или Австрии препятствия удерживались недолго.

Король Франции стал единственным королем-солдатом Европы, а Франция — единственной воинственной нацией. Невозможно было завладеть Францией. Нужно было овладеть королем. Нужно было его женить. А если нельзя будет женить — убить. Его женили, что не помешало, впрочем, тому, что вскоре его и убили.

Как политик он также не имел себе равных. В нем одном было больше ума, чем во всех его врагах, вместе взятых. Всячески подчеркивая, что он делает только то, чего хочет Рим, он всегда кончал тем, что поступал по своему усмотрению.

Он обещал папе возвратить иезуитов, но так и не сдержал слова. Возвращение иезуитов, он это прекрасно знал, означало его смерть.

Папа давил на него через посредничество нунция, но он, всегда находчивый, всегда уклончивый, вечно ускользал.

— Если бы я имел две жизни, — отвечал он, — я охотно отдал бы одну за его святейшество, но у меня только одна, и я должен ее хранить, чтобы быть ему покорным слугой, — и добавлял. — А также и в интересах моих подданных.

Итак, нужно было женить короля или его убить. Надо отдать справедливость папе, он был за женитьбу.

За женитьбу итальянскую или испанскую; за женитьбу тосканскую, например Медичи, были одновременно итальянцы и испанцы.

Король был и оставался довольно бедным. В своей нужде он обращался неоднократно к принцу-банкиру, деспоту Флоренции. Вошло в привычку наших королей протягивать руку через Альпы, и Медичи носили на своем гербе цветы лилии, которыми Людовик XI оплатил свои долги. Но в качестве банкиров Медичи приняли свои предосторожности. Генрих занимал у них под будущие налоги, и они имели во Франции двух агентов, которые собирали налоги непосредственно и от их имени: Гонди и Замет.

Заметьте, что именно у этого последнего скоро умрет Габриель. Умрет у человека герцога Фердинанда, который год спустя выдаст замуж свою племянницу за Генриха IV, вдовца Габриель.

На всякий случай герцог Фердинанд отправил Генриху IV портрет Марии Медичи.

— Вы не боитесь этого портрета? — спрашивали Габриель.

— Нет, — отвечала она, — у меня нет страха перед портретом, у меня страх за казну.

Габриель поддерживало то, что для такого человека, как Генрих IV, — все чувствовали это — подходила только французская королева.

Противником же ее был человек, у которого трудно было добиться сочувствия. Это был Сюлли. Генрих IV не предпринимал ничего без согласия Сюлли. Д'Эстре совершили большую ошибку, настроив против себя злопамятного финансиста.

Сюлли хотел быть начальником артиллерии, а д'Эстре отвоевали этот высокий пост для себя.

Этот великий астролог в делах житейских видел своим расчетливым взглядом, что Габриель не добьется своего, если даже за нее и король.

Что значит король в таких делах?

Он может отдать за нее все свое тело, только не свою руку.

И вдруг не осталось ни су. Сюлли только начал великую реставрацию финансов, которая через десять лет вместо дефицита в 25 миллионов даст превышение бюджета в тридцать. Итальянка была богата. Сюлли, прежде всего финансист, был за итальянку.