Или его долги были оплачены, или его кредитору или кредиторам надоело его кормить, но из тюрьмы он вышел и рассказал о своих видениях. Слух о них распространился. Тотчас же дали знать герцогу д'Эпернону, этому бывшему фавориту Генриха III, что в городе на площади, носящей его имя, появился святой человек, посещенный духом Господним. Герцог д'Эпернон повидал Равальяка, выслушал его вздор и понял, какую пользу можно извлечь из человека, который ходит, вопрошая весь свет: «Можно ли убить короля, врага папы?» Он попросил его следить за процессом, который вел в Париже, снабдил его письмами к старику д'Антрагу, осужденному на смерть, как вы помните, в результате заговора против Генриха IV, а также и к Генриетте д'Антраг, этой немилосердной любовнице короля, все еще воевавшей с ним. Отец и дочь приняли его чудесно, снабдили его лакеем и адресом женщины из свиты Генриетты, чтобы ему было где остановиться в Париже. Звали ее мадам д'Эскоман.
Мадам д'Эскоман сильно испугалась при виде мрачного персонажа. Ей показалось, что вошло олицетворенное несчастье. В этом она не ошибалась. Но Равальяк был так хорошо рекомендован, что она приняла его, а потом, заметив, насколько он тих и религиозен, дала ему занятие во дворце.
Но Равальяк не остался в Париже. Герцог д'Эпернон питал к нему такое доверие, что отправил его в Неаполь. Здесь, обедая у Эбера, он заявил, как мы говорили, что убьет короля.
Действительно, это был самый подходящий момент, чтобы убить короля. Он собирался гарантировать мир Голландии и запретить двойную испанскую женитьбу. Итак, Равальяк спешно вернулся в Париж, чтобы осуществить свой замысел. Остановился у той же хозяйки и, зная, что она доверенная врагов короля, открыл ей свой проект.
Бедная женщина была легкомысленна и галантна, но сердце у нее было доброе — французское сердце. План ее испугал, она решила спасти короля.
А в это время Генрих IV был в самом разгаре своей страсти к мадемуазель де Монморанси. Он не мог думать ни о чем другом, как о бегстве в Испанию своего племянника Конде. Правда и то, что тот старательно напоминал ему о том, что обитает у его врагов.
Он собирался выпустить манифест против короля, разумеется, в интересах народа. Этот манифест эхом отозвался среди знати и среди членов парламента, двух классов, недовольных королем.
Вслух говорили, что ни один из детей короля не был его ребенком, а потому лучше пусть наследует Конде, чем незаконный сын.
Все, будто сговорившись, забыли, что и сам Конде, по всей вероятности, был незаконнорожденным.
Между тем Генрих 10 февраля 1609 года заключает военный союз с протестантскими принцами. Он атакует Испанию и Италию и входит в Германию. Во главе всех трех нападавших армий стояли протестанты.
Что до герцога д'Эпернона, генерал-полковника от инфантерии, преданного слуги иезуитов, против которых на самом деле затевалась вся кампания, то его оставили в Париже.
Король приказал отрубить голову одному из своих людей за то, что он нарушил эдикт против дуэлей.
И в то же время непредусмотрительный король позволил унизить человека не менее опасного, чем герцог д'Эпернон. Им был покорный слуга королевы Кончино Кончини.
Однажды члены парламента шествовали в своих красных одеяниях, и все по этикету снимали перед ними шляпы. Он один оставил свою шляпу на голове.
Президент Сегье, проходя, протянул руку, ухватил шляпу и бросил ее на землю. На другой день тот же Кончино Кончини, игнорируя привилегии парламента, вошел в зал заседаний в сапогах со шпорами и шпагой. Голову его украшала шляпа с султаном.
На этот раз он имел дело с клерками. Они набросились на него, и, хотя фанфарон был в сопровождении дюжины слуг, его хорошенько отколотили, оттрепали, в общем, ощипали всерьез, так что люди, которые пришли к нему на помощь, имели время только на то, чтобы спрятать его в печи, откуда он осмелился выйти только к вечеру.
Кончини пожаловался королеве, королева — королю. Но, как вы догадываетесь, король стал на сторону президента Сегье и даже мелких клерков.
Королю доложили, что Кончини грозил членам парламента шпагой.
— Прекрасно, пусть грозит, — ответил король, — их перья поострее шпаги итальянца.