Выбрать главу

Глава девятая

Освобождение

1593–1594

Известие об отречении быстро разнеслось по королевству и положило начало массовому переходу на сторону короля. Третья Партия рассеялась, как дым, сразу же после смерти кардинала Бурбонского, скончавшегося в тридцать два года от перитонита.

Едва Генрих IV выехал из Сен-Дени, как комендант Фекама и Милльбона сдал эти крепости королю. В ноябре при посредничестве своей племянницы Габриели д'Эстре точно так же поступил комендант Камбре Балиньи. Подписанное Майенном перемирие было продлено до 1 января 1594 г. Некоторые вожди Лиги совместно с Вилльруа уговаривали герцога покориться. Толстяк уперся, и они примкнули к королю без него. Маршал Ла Шатр сдал Генриху IV Бурж, Берри, Орлеан и Орлеане, где он был наместником от Лиги. Барон де Витри 4 января открыл ворота Mo, и его жители призвали парижан последовать их примеру: «Кричите с нами: да здравствует король!»

В Провансе был достигнут тот же результат, но другим путем. Герцог д'Эпернон, присвоивший себе должность наместника, по своему обыкновению проводил двусмысленную политику, служившую его собственным интересам. Он мечтал сделать Прованс независимым княжеством. Жители Прованса, которые некогда делали подобные предложения герцогу Савойскому, отказались от своих сепаратистских настроений. Жестокая тирания нового наместника восстановила против него все группировки. Население восстало и призвало на помощь короля. 5 января парламент Экса признал Генриха IV. Это был первый лигистский парламент, проголосовавший за нового короля. На Юго-Западе лигистские города один за другим поступили так же, а в феврале Генриха IV признали Штаты Перигора.

Великая скорбь гугенотов

Но Генрих IV ждал реакции гугенотов. Морней был потрясен: «Надеюсь, вы догадываетесь, — писал он своему другу, сохраняя иллюзорную надежду, — что это еще не бесповоротно. Молю Бога, чтобы это затмение не было слишком долгим». Но он был человеком преданным и заверил короля в своей верности. Герцог Бульонский, бывший виконт де Тюренн, тоже верный боевой товарищ с первых дней, поступил так же. Король явно испытывал неловкость. Его огорчала невозможность лично объясниться с Морнеем. Он просит его приехать, но Морней отказался покинуть Сомюр. Он-де не любит придворной атмосферы, жизнь при дворе дорогая, в Сомюре он завален работой. Настоящей же причиной было то, что он боялся разговора с королем. Однако Генрих торопит его с лихорадочной: настойчивостью: «Приезжайте, приезжайте, приезжайте, если вы меня любите!» (28 августа). «Торопитесь, торопитесь, торопитесь, уверяю вас, что мое отношение к вам не изменилось» (4 сентября).

Наконец старый друг пустился в путь. В сентябре они встретились в Шартре. В течение трех часов король защищался: он стоял на краю пропасти, он не получал от гугенотов должной поддержки, но отношения к ним он никогда не изменит. Король предложил представителям гугенотов собраться в Манте. Протестантские делегаты заседали в Манте с 8 ноября 1593 г. по 23 января 1594 г. Генрих не спешил с ними встретиться, его можно понять. Он принял их только в декабре и заверил в своей неизменной верности. Но они просили не этого, а исполнения их наказов. Они требовали свободного отправления протестантского культа, гарантий безопасности личности и имущества, одинаковых прав для всех и беспрепятственного допуска к государственным должностям. Канцлер Шеверни ответил, что положение королевства не позволяет принять столь смелые требования. Была создана комиссия из католиков и протестантов с целью сократить текст наказов и сделать его более приемлемым. В качестве компромисса комиссия предложила возобновить действие эдикта 1577 г. и возместить ущерб, нанесенный Лигой. Взамен католическое богослужение должно совершаться в населенных пунктах, занятых протестантами, а протестантское — в домах протестантских аристократов, а также в армии.

Мантская ассамблея отвергла этот текст из-за недостаточности гарантий. На заключительном заседании король ограничился только возобновлением эдикта 1577 г.; разочарованные и огорченные пасторы разъехались по своим провинциям.

В Лондоне Елизавета испускала горестные вопли: «О, какое несчастье, какое горе!», но интересы совместной защиты от Испании не позволяли расторгнуть давнее братство по оружию, и сетования королевы вскоре умолкли. Немецкие принцы последовали ее примеру. Что касается швейцарцев, то они снова оказались в изначальном положении: французская католическая монархия вербовала наемников из всех кантонов, как из католических, так и протестантских.