Генрих дал ему и другое, моральное удовлетворение — он послал его чрезвычайным послом в Англию. Королева Елизавета оказала пышный прием посланцу своего друга. Случай, предчувствие или, скорее, отлаженная передача секретных сведений, но королева Англии в период пребывания Бирона в Англии упрямо настаивала на смертной казни мятежников. Она продемонстрировала, что не намерена терпеть предательства своих подданных, приказав обезглавить своего фаворита графа Эссекса. Она повела Бирона в Тауэр, чтобы показать ему голову казненного. «Если бы я была на месте моего брата короля, в Париже было бы столько же отрубленных голов, сколько и в Лондоне».
Бирон не внял этому предупреждению. Почести не удовлетворяли его честолюбия, а некоторая бестактность Генриха IV глубоко уязвляла его гордость. Король зачастую был чрезмерно беспардонным, порой он потешался над захудалостью рода Гонто и нелестно отзывался о покойном маршале Бироне, которого всегда недолюбливал. Ему также не нравилось, когда Шарль Бирон бахвалился своими подвигами. Тот же важничал: «Не будь меня, король имел бы только терновый венец» и мстил ему за обиду непристойными колкостями: «Некоторые поговаривают, будто я трушу в бою, но бьюсь об заклад, что они кладут от страха в штаны (король откровенно признавал за собой эту минутную слабость перед одним из сражений), когда я мчусь во весь опор, привстав на стременах; пусть спросят у их слуг, они скажут правду».
Жажда власти у маршала преобладала над всеми другими страстями и приобрела поистине параноидальные масштабы. Все принцы Франции с выгодой для себя воспользовались последними годами раскола королевства. Габриель д'Эстре даже пыталась получить удельное княжество для своего сына Цезаря. Так почему бы Бирону тоже не заполучить княжества? Он мечтал о том, что Бургундия, где он числился наместником, будет возведена в статус почти суверенного государства. Его провинция граничила с испанским Франш-Конте и Савойей. Он созрел для того, чтобы прислушаться к предложениям Филиппа II и герцога Савойского Карла-Эммануеля, которые старались завербовать сторонников в окружении своего врага. В 1600 г. герцог Савойский предложил ему руку своей незаконнорожденной дочери или даже одной из законных дочерей, так как знал, что честолюбец хочет жениться только на принцессе. Савойская война если и не привела к мятежу, на который надеялся Карл-Эммануель, то по крайней мере дала Бирону дополнительные доводы для недовольства: король отказался дать ему управление городом Бург-ан-Бресс, а решающими операциями руководил Ледигьер. Вот тогда-то он и решился на предательство. Заговор против жизни короля возник, возможно, во время штурма форта Сент-Катрин. Во всяком случае, все решения военного командования передавались врагу.
Генрих IV обо всем узнал. Он вызвал Бирона в Лион, где провел с ним беседу один на один в францисканском монастыре. Бирон признался только в предложения Карла-Эммануеля жениться на его третьей дочери и в своем недовольстве из-за управления Бург-ан-Бресса. Король почти успокоился. Но полупризнания в Лионе не помешали маршалу продолжать предосудительные действия. Через несколько дней он получил новые предложения: если он женится на савойской принцессе, то получит в приданое 500000 экю, а потом за ним признают верховную власть над Бургундией и Франш-Конте. Герцог Савойский получит Бресс, Прованс, Дофине и Лионе, король Испании — Лангедок и Бретань. Однако король был в курсе всех этих комбинаций, так как привлек на свою сторону агента маршала, некого Ла Нокля, который выдал содержание переговоров. Его докладная записка была тайно передана канцлеру.
Не прошло и двух месяцев, как внутренние события подтвердили подозрения о подрывной деятельности, о которой предупреждал Ла Нокль. Бунт в Лимузене, вспыхнувший из-за новых налогов, подозрительным образом начался на территории владений крупных феодалов, верность которых была сомнительной: герцога Бирона, графа Овернского и герцога Бульонского. Первые два были агентами Испании, последний вступил в сговор с немецкими принцами.