Более того, не затевается ли эта европейская война, чтобы удовлетворить старческий каприз? Повсюду злословили о новой Троянской войне и новой Елене. В данном случае Парис был милее Менелая, потому что являлся законным мужем.
Генрих знал, что эта война непопулярна. Иезуит Гонтье на проповеди в его присутствии сказал напрямик: враг стремится уничтожить мир, и этот враг — протестант, «огромный Голиаф». Истребите все это племя при вашем дворе, изгоните этих бунтовщиков, которые под личиной верности вас околдовывают, чтобы все погубить. Подобные дерзости вывели из терпения короля, и он в конце января решил запретить проповедовать в приходах, а только «при дворе и в его присутствии», но отец Котон буквально вырвал у него разрешение произносить проповеди во время поста, и буйства возобновились: «Клянусь Богом, Сир, — заявил д'Орнано королю, — если бы какой-нибудь иезуит в Бордо проповедовал в моем присутствии то, что проповедовал Гонтье в присутствии Вашего Величества, я бы приказал его утопить».
Но отец Гонтье не был одинок. Нунций Убальдини упрекал короля в демонстрации военной силы. Генрих забылся до такой степени, что заявил: он хочет вернуть принцессу и сделает это, и никто не сможет ему помешать, даже сам «наместник Бога на земле». В феврале он принял испанского посла Иниго де Карденья. «Государь, я здесь по поручению короля Испании, моего господина, чтобы спросить у Вашего Величества, почему вы вооружаете такую большую армию, и не против него ли?» Король опять вышел из себя, он напомнил об участии испанцев в заговоре Бирона, графа Овернского, а теперь Конде. «Я закрываю доспехами свои плечи и голову, чтобы сокрушить тех, кто меня разгневает». — «Так что же мне передать своему королю?» — «Передавайте все, что хотите».
В конце концов решение было принято. Король развязывал войну. Наместники получили приказ вернуться в свои провинции: Гиз — в Прованс, Белльгард — в Бургундию. Ла Форс был обязан следить за Пиренеями и держал наготове армию для вторжения в Испанию. Ледигьер, недавно получивший жезл маршала Франции, вернулся в Дофине и стал во главе итальянской армии. Он готовился войти в Пьемонт, где должен был ждать 12–15 тысяч солдат, которых король пришлет ему с Бассомпьером и Креки. На месте они должны встретить отряды граубюнденцев и пьемонтскую армию. Цель — оккупировать Милане, где Фуентес спешно укреплял города, которым предстояло первыми принять на себя удар.
Основная армия была сформирована в Шалоне, на Марне, где сосредоточили также и артиллерию. Ее авангард уже был в Мезьере. Все было готово для выступления в поход, ждали только прибытия короля. Чтобы достичь герцогства Юлиш, нужно было пройти через Люксембург, и король попросил разрешение на переход у эрцгерцога Брюссельского, но «как друг, который не собирается совершать враждебные действия» (8 мая).
Эрцгерцог дал согласие и теперь даже склонялся к мысли отослать принцессу во Францию. Он поручил Пекиусу посоветоваться с духовником короля отцом Котоном, и тот ответил, что было бы предпочтительнее «дать ей бежать». В Брюссель придет также послание коннетабля с требованием вернуть дочь. Эрцгерцог решил подготовить письмо принцу Конде в Милан с сообщением, что в этих условиях он не может удерживать принцессу в Брюсселе против ее воли и воли ее семьи. Письмо не будет отправлено…
Знал ли об этом король? Если возвращение Шарлотты предполагалось, а приготовления к войне не прекращались, значит, он преследовал другую цель. В депеше Буассизу от 2 мая король объявил, что вскоре выезжает, «дабы оказать воздействие и больше ничего не предпринимать, если обстоятельства не заставят продолжать борьбу». «Оказать воздействие» — это повторить седанский вариант: запугать противника, не произведя ни единого выстрела. Восстановить принцев Бранденбургского и Нейбургского в их правах, «не совершая никакого иного подвига», если Испания не окажет сопротивления, «в каковом случае проложить себе дорогу туда и обратно». Однако итальянская армия имела совсем другую цель. Если армия выступит, то, уж конечно, не ради военной прогулки. Зачем же тогда последние попытки вовлечь в коалицию Англию, Соединенные провинции, скандинавов, немцев, Венецию, Савойю? Нужно быть совершенным безумцем, чтобы думать, будто Габсбурги позволят себя ограбить, а так называемые союзники мобилизуют свои силы для защиты интересов короля Франции. Ришелье, рассуждая позже над побудительными мотивам короля, добавил короткую фразу: «Возможно, аппетит пришел ему во время еды». Она достаточно хорошо отражает психологическую неподготовленность короля. Генрих собирался начать войну, чтобы еще раз сыграть роль вершителя судеб Европы. Некоторые из его приближенных хотели, чтобы Франция извлекла территориальную выгоду из этой авантюры. Генрих это знал. Но он отказывался хладнокровно предусмотреть все последствия. Об этом позаботится Господь.