Сколь безрассуден тот, кто поздно или рано
Роль кесаря готов сменить на роль тирана!..
У народа Франция был повод роптать. Он возмущался расходами королевского двора, которые в 1609 г. увеличились до 400000 ливров, не считая расходов королевы, составляющих еще 500000 ливров. Народ возмущался расточительностью любовниц короля, безудержной картежной игрой, нескончаемым строительством. Вполне разумный налоговый пресс также вызывал недовольство, денежная реформа 1609 г. породила страх перед девальвацией у вкладчиков. Герцог Сюлли не пользовался любовью. Дворянство упрекало его в нестерпимом высокомерии.
Религиозная политика тоже воспринималась враждебно. Применение Нантского эдикта вызвало скрежет зубовный у католиков, считавших, что королевством управляют протестанты. Отказ следовать канонам Трентского собора, поддержка протестантских стран, помощь морискам Испании, отношения с Портой — все это служило доказательством того, что Беарнец скептик, перевертыш, безбожник. В своей книге «Убийство Генриха IV» Ролан Мунье отметил силлогизм, владеющий тогдашними умами. Теологи установили, что позволено убивать тиранов. Генрих — тиран. А стало быть… Повсюду обменивались недоброжелательными рассуждениями — от кабачка до монастыря, от мастерской ремесленника до спальни парламентариев. Так кто же Король — безумец или злодей? Куда он нас ведет?
Массовый психоз охватил общество. Слух о смерти короля одновременно распространился в Камбре, Анвере, Кельне и Маастрихте. Многие начали верить, что само Провидение положит конец его жизни. Как во времена Екатерины Медичи, стали вопрошать звезды. Математик Ла Бросс высчитал, что астральное соотношение для короля неблагоприятно и ему грозит серьезная опасность. Астрологи советовали Генриху остерегаться мая-месяца, кареты и ножа. Майское дерево, растущее во дворе Лувра, рухнуло у него на глазах, что привело в смятение всех присутствующих.
«Я не знаю, что это, Бассомпьер, но мне кажется, что я не поеду в Германию. Сердце подсказывает мне также, что ты тоже не поедешь в Италию», — и он несколько раз повторил: «Я скоро умру». Королева тоже сообщила ему о дурных прогнозах. «Что касается того, о чем вам говорил господин де Фонтен, — ответил он, — то жизнь моя в господней деснице. Господь сделает со мной то, что ему будет угодно». Сюлли он сказал: «Клянусь Богом, я умру в этом городе и никогда из него не выйду. Они убьют меня, ибо у них нет иного выхода кроме моей смерти».
Улица Ла Ферроннри
События пятницы 14 мая 1510 г. описывались неоднократно. Рассказы мемуаристов многочисленны, и они совпадают в большинстве деталей. Короля снова охватила нерешительность, он тщетно пытался ее побороть, но скрывал перед близкими свою тревогу. День должен был быть посвящен улаживанию незаконченных дел, последним военным приготовлениям и въезду королевы. Он очень дурно спал и, как обычно, встал на заре, оделся, потом попросил принести Часослов и прочитал молитвы, лежа в постели до шести часов утра. Затем он дал аудиенцию капитану гвардейцев, своему послу в Испании, потом Вилльруа, пришедшему поговорить с ним о савойских делах. Оставив опочивальню, он прошел по галереям, пересек сад Тюильри. Потом он присутствовал на мессе в монастыре фельянов, а оттуда снова вернулся через сад. Гиз и Бассомпьер пришли развлечь его разными забавными сплетнями. Он встретил их остротой, которая их рассмешила, потом стал вдруг необыкновенно серьезен: «Сейчас вы меня толком не знаете, но я умру в один из ближайших дней, и тогда вы поймете, чего я стою и в чем разница между мною и всеми прочими». Почти что слова Христа. Они уже не раз слышали, как он говорил о своей смерти, и по-дружески его одернули. Откуда такие мрачные мысли? Разве у него нет процветающего королевства, прекрасного здоровья, богатства, красивой жены, красивых детей, красивых любовниц? «Друг мой, придется все это покинуть», — как позже скажет кардинал Мазарини.
Потом продолжились военные заботы. Он позволил Бассомпьеру вооружить его роту на оружейном складе в Арсенале, но сначала следовало предупредить Сюлли, к которому он намерен был съездить в полдень. По возвращении в Лувр явился Фуже д'Эскюр и рассказал о необходимых приготовлениях для переправы войск через реку Семуа. Затем пришел Нерестанг, который должен был отправиться на фронт одним из первых. Когда он появился, король уже сидел за столом. Во время трапезы к нему привели маленьких принцесс, Елизавету и Кристину. Пьер де Л'Осталь принес свое новое произведение, посвященное королю. Через несколько дней Л'Осталь снова возьмется за перо и напишет «Наварру в трауре».