Затор на улице Ла Ферроннри предоставил ему благоприятную возможность. Он поставил одну ногу на спицу заднего колеса, а другую — на придорожный столбик и внезапно появился в окошке дверцы. При нем был нож: тонкое лезвие с рукояткой из оленьего рога, он вытащил его левой рукой (он был левшой) и нанес королю удар между вторым и третьим ребром. От боли король непроизвольно поднял левую руку и опустил ее на плечо герцога Монбазона. Равальяк ударил еще раз, но ниже и глубже. Нож вошел по рукоятку между пятым и шестым ребром, пронзил левое легкое, перерезал полую вену и аорту. Третий удар пришелся по рукаву герцога Монбазона.
После второго удара Монбазон, который как и все остальные, ничего не понял, обратился к королю: «Что случилось, Сир?» — «Пустяки», — ответил король сначала отчетливо, а потом почти беззвучно. Ла Форс, единственный гугенот из сопровождавших, первым понял, в чем дело, и прокричал королю: «Сир, подумайте о Боге». Обмякший Равальяк продолжал стоять на колесе, с окровавленным ножом в руке. На него набросились. Камердинер короля де Сен-Мишель вырвал у него нож и хотел тут же пронзить его шпагой. Господин де Кюрсон ударил убийцу по лицу. Вмешался герцог д'Эпернон: «Не трогайте его, ответите головой». Несколько дворян поскакали вперед, чтобы предупредить о происшедшем, Лианкур — в Ратушу, Куртоме — в Арсенал. Последний натолкнулся на возбужденную группу людей, которые двигались ему навстречу с криками: «Бей, бей, пусть он сдохнет!» Им помешали расправиться с Равальяком, и они затерялись в толпе — любопытный эпизод, о которым вспомнят позже. Цареубийца был препоручен де Монтиньи, который отвел его в находившийся поблизости дворец герцога де Реца на улице Сент-Оноре. Ла Форс остался один в карете. Он набросил на короля свой плащ и попросил Кюрсона подняться в карету, чтобы поддерживать тело. В густеющую толпу крикнули, что король ранен, опустили занавески на дверцах и поспешно вернулись в Лувр.
Как только карета въехала во двор, «потребовали вина и хирурга, но уже не было необходимости ни в том, ни в другом», — напишет Пьер Маттье. Тело короля вынесли из кареты и стали поднимать на руках по лестнице, по которой он спустился полчаса назад. Генриха положили в маленьком кабинете королевы. Врач Пети обратился к умирающему с ободряющими словами, тот трижды открыл и закрыл глаза. Все было кончено. Вызвали канцлера. Королева в своих апартаментах, услыхав необычный шум, послала мадам де Монпансье узнать, в чем дело, и по ее виду поняла, что произошло нечто ужасное. «Мой сын», — крикнула она и бросилась в кабинет, где Прален горько сетовал, что не сумел защитить короля: «Мадам, теперь всем нам конец». Она упала к подножью кровати. Дофин перед этим, как и отец, отправился смотреть на приготовления к въезду королевы, но не успел покинуть пределы Лувра, как его догнал Витри и развернул карету. Когда мальчика подвели к кровати, он воскликнул: «Если бы я был там со шпагой, я бы убил негодяя». Но вечером за ужином он откровенно заявил: «Я не хочу быть королем Франции, пусть им будет мой брат, потому что я боюсь, что меня убьют, как моего отца»
В полночь с тела сняли одежду. Лицо короля стало восковым, грудь залита кровью, но черты были спокойны. Его одели в белый атласный камзол и положили на ложе в королевской опочивальне. На следующий день врачи произвели вскрытие и определили природу ранений, второе из которых было смертельным, и отметили отличное здоровье покойного: «Все другие части тела оказались целыми и здоровыми, тело было в отменном состоянии и очень красивого сложения». Внутренности поместили в вазу, которую 18 мая перенесли в Сен-Дени, а сердце в закрытой свинцовой урне поместили в серебряный ковчежец в форме сердца. Монбазон и 400 всадников отвезли его в коллеж де Ла Флеш, согласно обещанию, данному когда-то иезуитам.
После бальзамирования тело положили в гроб и выставили в большой комнате, расположенной между кабинетом и галереей, покрыли золотой парчой ложе, установленное между двумя окнами, выходящими на Сену. Гроб стоял 18 дней в этой комнате, где ежедневно служили 6 месс с песнопениями и 100 месс без песнопений. 10 июля гроб был перенесен в зал Кариатид. Его поставили под большим парадным ложем, на которое положили манекен короля из ивовых прутьев, одетый в коронационные одежды. Сложенные руки и голова были из воска. По древнему королевскому обычаю слуги несколько дней два раза приносили королю пищу, как если бы он был живой. 25 июня пришел Людовик XIII окропить тело святой водой. Только 29 июня начались настоящие похороны Генриха IV, земное существование которого символически продлили, чтобы показать, «что во Франции король не умирает». 29 июня гроб перенесли в Собор Парижской Богоматери для первой церемонии, на которую шла нескончаемая процессия представителей государственных органов и различных слоев населения. 30 июня похоронный кортеж отбыл в Сен-Дени, где 1 июля состоялось погребение.