В то время как Диаса носили бури возле Великого мыса, Ковяльям со своими друзьями оставил Лиссабон, чтобы проложить путь будущим морским походам своим «обозрением всех берегов Индийского океана», чтобы по возможности исследовать внутренние области Африки, чтобы найти пресвитера Иоанна и чтобы соединить (португальский опыт с любыми могущими обнаружиться христианскими силами в Великой, Средней или Дальней Индии.
Как сенегальские удальцы короля Хуана исследовали Нигер, караванные маршруты Сахары, город Тимбукту и якобы Западный Нил, так и абиссинские путешественники изучали все африканские и малабарские земли, к которым должен был выйти первый флот, обогнувший мыс Бурь. «Держитесь юга, — писал Ковильям домой из Каира после первого посещения Калькутты, с одной стороны, и Мозамбика — с другой, — и, если будете упорны, Африка кончится. И когда корабли выйдут в Восточный океан, пусть ищут Софалу и Лунный остров[56], и они найдут кормчих, кои проведут их в Малабар».
Еще одну главу исследований открыл катхайский флот короля Хуана. Он не смог добыть новых сведений о Северо-восточном проходе, но за северным берегом Азии был обнаружен мерзлотный остров, название которого — Новая Земля, или Нова Зембла, — до сих пор хранит память о первых португальских шагах по дороге, на которой в последовавшие затем годы погибло столько голландских и английских моряков.
Великий поход Васко да Гамы (1497–1499), империя, основанная Альбукерком (1506–1515) в Индийских морях, явились следующими этапами полного осуществления притязаний принца Генриха.
Когда в начале XVI в. благополучно начались прямые и непрерывные торговые сношения Португалии с Малабаром; когда европейские поселения и форты стали контролировать все восточное и западное побережье Африки, от устья Красного моря до начала Средиземного, а все пять ключевых пунктов индийских морей — Малакка, Гоа, Ормуз, Аден и Цейлон — оказались в руках христиан; когда мусульманская торговля между Восточной Африкой и Западной Индией перешла во владение лиссабонских королей, — тогда дон Генрих, увидев плоды своих тяжких душевных усилий, мог бы быть, вероятно, удовлетворен.
Предположительное открытие Австралии около 1530 г. или несколько ранее и походы Фердинанда Мендеса Пинто в Японию и дальше на восток, начало торговли с Китаем в 1517 г. и полное исследование Альваресом и другими католическими миссионерами Абиссинии, царства Пресвитера, в 1520 г., миллионы обращенных в Малабаре Франциском Ксавье и иезуитскими проповедниками и объединение старой местной христианской церкви Индии с римской (1599 г.) были новыми шагами по той же дороге. Все они, если вернуться по их следу назад, Приведут нас ко двору Сагреса; это справедливо и для испанских, французских, голландских и английских империй юга и востока. Генрих трудился для своей нации, но, когда нация эта стала угасать от потери лучшей своей крови, другие народы овладели плодами его трудов.
Но хотя сам он не дождался исполнения своих планов, тем не менее и принцип юго-восточного маршрута, и заслуги людей, прошедших по нему с полным успехом, были следствием его созидательной деятельности.
Да Гама, Диего Кан, семья Диас и множество великих моряков, пошедших по дороге, проложенной ими, либо «с младых лет воспитывались в доме инфанта», как сообщает нам хроника открытия[57] о каждом новом лице, появляющемся на сцене, либо видели в нем наставника, будучи обязаны своим искусством школе Сагреса, и пускались в настоящее плавание с его разрешения и при его поддержке. Даже направления, по которым осуществлялись национальные исследования и экспансия, настолько строго и неуклонно следовали его проектам, что, когда после его смерти Христофор Колумб предложил другой маршрут в Индию, двор Хуана II не принял этого всерьез. И это заставляет нас обратиться к другой, побочной стороне влияния Генриха.
«Будучи в Португалии, — говорит Фердинанд Колумб в своей «Жизни адмирала», — адмирал пришел к Хшсли, что если возможно столь далеко плыть в южном направлении, то можно плыть и на запад и обнаружить земли в той местности». Так второе великое течение в новых открытиях не менее явно, хотя и не так прямо, как первое, восходит к «щедрому» Генриху «Лузиад» Камоэнса: западный путь был подсказан успехом восточного.