Арабы, господствовавшие в большинстве древних центров просвещения (и прежде всего в Александрии, где жил сам Птолемей), наряду с подлинным знанием, которое они унаследовали от греков, привнесли в современный им мир псевдонауку, заимствованную у их предшественников. Во многом они пересмотрели и развили достижения греков. Однако в большинстве своем их географические теории всего лишь воспроизводили теории Птолемея, к заблуждениям которого прибавились их собственные — еще более невероятные, хотя и менее грандиозные вымыслы и путаница. Итогом всего этого к X в. н. э. явилась география, основанная не на знании, а на представлениях о симметрии. То была картина, достойная «Тысячи и одной ночи»[4].
Какое же место в создании этих представлений занимает Птолемей?
Он допустил только две крупные ошибки, хотя Страбон и большинство греческих географов от этих ошибок свободны. Птолемей превратил Индийский океан во внутреннее море и заполнил Южное полушарие Африкой и неведомой Антарктической землей, вплоть до которой распространил Африку[5]. На его карте Черный континент в одну сторону простирался до юго-востока Китая, а в другую — уходил бесконечно далеко на запад, между тем на Америку или Атлантиду в его карте не содержалось и намека. То был триумф просвещенного воображения над утомительными исследованиями. Наука при Адриане присваивала себе точное и полное знание мира. Очертания его, однако, были неточны, а пределы неизведанны, и великий ученый создал смесь фактов и фантазии, основанную на предположениях и воображаемых астрономических расчетах. На Дальнем Востоке Птолемей соединил Китай и Африку, а на воображаемом западном побережье, напротив Малайского полуострова и Дальней Индии, он прихотливо разбросал города и реки; обратившись к проблемам не столь крупного масштаба, он отсек от континента весь полуостров Индостан, сохранив тем не менее Дальний, или Золотой, Херсонес Малайского полуострова, и увеличил Тапробан, или Цейлон, до размеров, вдвое превосходящих размеры Малой Азии. Таким образом, южное побережье Азии от Аравии до Ганга шло почти прямо на восток, где морской пролив проходил через современный Карнатик, между континентом и великим островом Пряностей, который включал большую часть Декана. Ширина и длина Персидского залива, представшего на этой карте большим по размеру, чем Черное море, оказались одинаковыми. Очертания Каспийского моря, если можно так выразиться, были вывернуты наизнанку, и в длину оно оказалось вытянутым не с севера на юг, а с востока на запад. При этом линии побережий, даже таких хорошо знакомых, как Эвксинское, Эгейское море и Южное Средиземноморье, имели мало общего с действительностью. Скандинавия приняла вид острова, меньшего по размеру, чем Ирландия; Шотландия представляла собой большой восточный изгиб Британии, а Шетландские и Фарерские острова (Фула) лежали невдалеке на севере, но с левой стороны от этого огромного острова. Азовское море (едва ли меньшее, чем Эвксинское) простиралось на север через половину России. Вся Центральная Африка и огромный Южный, или Антарктический, континент описывались как непроходимая пустыня — «земля, необитаемая из-за жары», а верховья Нила находились в болотах и Лунных горах.
Так решались все проблемы античной географии: в тех местах, на которые не распространялись познания Птолемея, не бывал и не мог быть ни один европеец: весь познанный и непознанный мир был уже описан так ясно и последовательно, что все пробелы, имевшиеся у Аристотеля, были заполнены.
Уместно отметить, что за века до Птолемея, в эпоху, более близкую к самому Аристотелю, географы Эратосфен и Страбон, — более осторожно относившиеся к уже известному и решительнее умерявшие фантазию, создали куда более надежную карту[6].
Составители этой более древней и «опровергнутой» карты избежали всех серьезных искажений, допущенных Птолемеем. Африка была очерчена в действительно известных пределах, она оканчивалась около мыса Нон на западе и мыса Гуардафуи на востоке, при этом Коричный берег окаймляли Эфиопские горы, меж которых протекал Нил. Эта теория возродилась с упадком Птолемея, и именно она внушила португальским мореплавателям надежды на то, что кратчайший путь к Индии лежит вокруг Африки: на это указывал огромный восточный уклон гвинейского побережья. Далее на этой карте, принадлежащей доптолемеевской эпохе, в Южном океане нет предполагаемого Южного континента. Если не считать того, что весь Старый Свет сжался до размеров острова, лежащего посреди огромного океана, просвещенный мир располагал достоверным описанием Западной Азии, Центральной Европы и Северной Африки за двести лет до нашей эры.
4
Путешествия Мэчэма и Зени рассматриваются как подлинные, однако оба они берутся специалистами под сомнение (здесь и далее, кроме оговоренных случаев, примечания принадлежат автору).
5
На смену старому представлению об окружающем сушу океане как о пределе изведанного пришла новая, причудливая идея о безграничном континенте (тянувшемся во все стороны, кроме северо-запада) — вымысел, порожденный, быть может, огромной протяженностью владений Римской империи.
6
Выражение «карта» или «план» применительно к описаниям Страбона (около 20 г. н. э.) не означает, что сам Страбон оставил нечто большее, чем описание, по которому позднее была составлена карта «Мир по Страбону». То же самое относится к Эратосфену (около 200 г. до н. э.) и всем греческим географам до Птолемея. Возможно, что Атлас Птолемея и, что еще более вероятно, план Пейтингера действительно представляют собой карты, которые были выполнены античными чертежниками, но из множертва подобных карт до нас дошли только эти две.