— Ну, где же форма? — спросил он погромче, но все еще осторожно: а вдруг из-под веток покажутся костюмчики?
— Сейчас увидите! — кричал Эвальд. — Вот, вы видите, ботинки с чулками…
— Да, но форма, где ваша форма?
— Одну минуточку! — откликнулся Эвальд. Теперь он шарил руками прямо по голой земле.
— Ну, где же она? — снова спросил шуцман, громко и нетерпеливо.
— Сейчас, сейчас… — бормотал Эвальд. — Она же здесь была. Она должна здесь быть…
И — шлеп! — попал рукой во что-то мягкое. Когда он отдернул руку, она была зеленая до локтя, и на его голые ноги стекала жирная краска.
— Ах вы, голодранцы! — снова заорал полицейский. — Так вы обманывать полицию? — И он снова схватил Эвальда и директорского сынка за уши.
— Но, право же, наши костюмы были здесь, господин шуцман!
И все трое сделали последнюю отчаянную попытку найти костюмы там, где их уже не было. При этом они попали в ведерко и опрокинули его, так что у всех по рукам так и потекла жирная зеленая краска.
— У нас украли костюмы! — разревелись они и стали тереть глаза руками.
Теперь у них и лица были зеленые. Толстые красные щеки Эвальда все были в пятнах. У пимфов был вид, совсем как у клоунов в цирке, — да нет, еще смешнее. Они бы рады были убежать, но разве эти неженки могли бегать босиком по камням и колючкам?
— Где вы живете? — спросил шуцман.
Эвальд ответил сквозь слезы.
— Ну-ка, марш! — скомандовал шуцман. — Посмотрим, правду ли ты говоришь. А там потолкуем.
Шуцман сложил записку Лотара и сунул в свой большой блокнот.
— Мы только наденем ботинки и чулки, — попросил Эвальд. — Мы не привыкли босиком, тут очень колко.
— Так вам и надо! Пойдете босиком. По крайней мере не убежите. Марш вперед!
Подарок по дню рождения
Мокрым мальчишкам ничего не оставалось, как взять ботинки с чулками в руки и шагать впереди шуцмана. Так и шли они в одних трусах, подскакивая на каждом камешке, на каждом сучке. Они все время плакали и терли кулаками глаза. Лица у них стали зеленые, зеленая краска стекала на шею, на грудь. Теперь их совсем не узнать было.
По шоссе шло уже много народу. При виде этого шествия все останавливались и начинали смеяться. Даже автомобили и те на секунду задерживались. Ребята со смехом и визгом бежали за зелеными пимфами. С гая собак неслась за ребятами. Вот это было шествие!
Когда они вошли в город, даже из окон высовывались, чтобы на них поглядеть.
Эвальд и его приятели все время хныкали и стыдились даже глаза поднять. Всё же они заметили, что им навстречу шагает отряд пимфов. Там были знакомые мальчики. Эвальд повернулся к шуцману:
— Вот спросите, если не верите, у этих пимфов.
Но спрашивать было не к чему. Пимфы хохотали, горланили, издевались над тройкой еще больше других: они не узнавали своих раскрашенных товарищей.
Теперь уже шуцман окончательно уверился в том, что эти трое мальчишек — лгуны, он уверен был, что это они повесили на дерево листовку. Поэтому, когда они подходили к воротам, он так их толкнул в спины, что они прямо влетели во двор.
Ого-го, что за крики встретили их появление! Двор был полон. Об этом уж постарались Лотар и Фриц со своими друзьями. Они сказали всем ребятам, что ровно в шесть часов начнется большая игра в футбол. Столько ребят еще никогда не собиралось! И когда вся тройка вместе с шуцманом ввалилась во двор, поднялся настоящий гогот. И Генрих, несмотря на свое несчастье, не мог удержаться от веселого смеха. Вольфи на радостях лаял и выделывал всякие штуки.
— Да это же Эвальд! — вдруг воскликнул Фриц, будто только что узнал его.
— Эвальд фон-Паннвиц! — закричали все и стали еще сильней хохотать.
Но когда шуцман услышал эту фамилию, он перепугался. Значит, мальчишки не лгали: и вправду отец у одного — капитан, у другого — директор банка. И пока зеленые пимфы в трусиках, плача, полные стыда и злобы, протискивались через толпу детей, шуцман повернулся и исчез со двора.
Тем временем в большой квартире господина капитана фон-Паннвица собрались уже гости. В столовой было накрыто на двадцать персон. Приготовлено было кофе, большущий торт, миндальное печенье и фрукты. Посреди стола стоял большой букет, а из букета торчал фашистский флажок. Гости сидели уже за столом. Было много офицеров. Даже два генерала. Было два директора банков. Три фабриканта. Богатые купцы. Жены их были разряжены в пух и в прах. У дальнего конца стола сидел господин капитан фон-Паннвиц со своей женой. Пуговицы у него блестели, и ордена блестели, и стекла очков тоже блестели.