— Мама!
И они крепко обнялись.
— Генрих, золотой мой мальчик, — сказала матушка Кламм, — я уже все знаю, мне все рассказали. Я горжусь тобой. Теперь я знаю, что ты будешь хорошим, храбрым бойцом против фашизма. Я очень довольна тем, что ты сделал. Если бы ты мог меня раньше спросить, я бы сказала: «Да, Генрих, так и сделай». А теперь, мой милый, мой умный мальчик, мы должны на время расстаться.
— Почему?
— Потому что мы не можем вернуться в нашу комнату. Полиция ищет меня.
— Почему тебя? Ведь это я спрятал того парня. Тебя тогда и дома не было.
— Да, мой мальчик. Но ведь никто не поверит, что ты сам придумал этот тайник. Никто не знает, какой ты у меня умник. Они, наверное, думают, что я это все сама устроила.
— О, — всхлипнул Генрих, — теперь из-за меня тебя посадят в тюрьму.
— Ну нет, — улыбнулась матушка Кламм, — это им не удастся. Уж я так спрячусь! Но с тобой нам неудобно будет. И потом у меня еще очень важное поручение.
— Какое поручение? — спросил Генрих.
— Этого я тебе не могу объяснить. Придет время, ты сам будешь получать такие поручения. Так, значит, нам нужно будет пожить отдельно. Сегодня, мой мальчик, ты будешь спать здесь. Чуть свет отправляйся к дяде Римеру. Ты ведь знаешь, где он живет. Ты ходил туда с отцом, помнишь?
— Я знаю, — кивнул Генрих.
— Расскажи ему, что у нас случилось. Он о тебе позаботится. Теперь, родной мой, иди ложись. Бедняжка, у тебя глаза слипаются…
Матушка Кламм помогла Генриху раздеться и постлала ему на такой же скамье, как у них дома. Только рядом не было коврика для Вольфи. Но кому он нужен, коврик, если Вольфи нет на свете…
— Где ты будешь, мама? — спросил Генрих и обнял ее за шею.
— Нельзя этого говорить, — ответила она. — Но мы скоро увидимся. И я всегда буду знать, где мой малыш.
Она еще раз поцеловала его, и Генрих почувствовал у себя на щеке ее горячую слезу.
— Не бойся, Генрих, ничего не бойся, — сказала она на прощанье. — У нас везде товарищи, они нам помогут. Мы — одна большая семья во всем мире.
— Я не буду бояться, — пробормотал Генрих уже с закрытыми глазами.
Больше он ничего не слышал. Он не слышал, как мать пожелала ему спокойной ночи, как попрощался Фриц, как они вместе вышли из комнаты. Он спал.
Добряк-хозяин остался один. Он сел за стол и долго в раздумье глядел на спящего мальчика.
Когда Генрих проснулся, то не сразу понял, как он сюда попал. А когда все припомнил, ему стало тяжело-тяжело на сердце. Но старик был такой приветливый, такой простой, точно он давно уже знал и любил Генриха.
Умывшись, Генрих получил кофе с хлебом, как дома. Потом старик дал ему школьную сумку.
— Возьми с собою, Генрих, — сказал он, — тут немного теплого белья и кое-что поесть. Тебе уже пора итти. Будь здоров, малыш!
Генрих поблагодарил за завтрак и вышел. На башне пробило девять часов. Вдруг он вспомнил, что вчера обещал белокурому притти в половине десятого на Мюнхенерштрассе, дом двадцать один. Это было не очень далеко. У него еще было полчаса времени. Можно поспеть. А оттуда уже к дяде Римеру.
Он скоро нашел двадцать первый номер. Но у ворот никто не ждал. «Может быть, он задержался», подумал Генрих. Он стал ходить взад и вперед и смотрел во все стороны… Без четверти десять. Генрих решил уходить, но в это время из ворот напротив показался белокурый, пересек улицу и, не глядя на Генриха, вошел в ворота двадцать первого номера. Генрих — за ним.
— Почему вы ждали на той стороне? — спросил Генрих, когда они вошли во двор.
— Я хотел посмотреть, не идет ли кто за тобой. За нами могли следить. Нужно быть очень осторожными.
— А как вы вчера выбрались из нашего дома?
— Ты ждал меня у ворот? — усмехнулся парень. — А я вылез на чердак, потом через отверстие в крыше на соседнюю крышу и — вниз. Но скажи мне лучше, что там было дальше. У меня теперь мало времени.
Генрих наскоро рассказал о печальном конце Вольфи и обо всем, что ему сегодня ночью говорила мать.
Белокурый наморщил лоб.
— Твоя мать, конечно, права. Но куда, ты говоришь, она тебя послала? К дяде Римеру?
— Да.
— Не ходи туда, малыш. Твой дядя Ример уже не живет там.
— А где он живет?
— Со вчерашнего вечера он, как и твой отец, живет в какой-то тюрьме. Если ты пойдешь его разыскивать, схватят и тебя.
— Куда же мне итти? Домой нельзя…
— Не бойся, Генрих… Сейчас. Минутку подумаю.
Он посмотрел на свои ручные часы.
— Теперь десять часов. Слушай меня хорошенько, Генрих. Иди садись где-нибудь на скамью, чтобы тебе видны были башенные часы. Жди там до половины двенадцатого. А тогда иди на вокзал. Ты знаешь, где вокзал?