— В чем дело? — спросил он.
— Они же будут искать свои костюмы под ветками, верно? А если они не сразу найдут свои тряпки, то будут шарить и щупать руками. Понятно? Если мы спрячем ведро с краской под хворостом… понятно?..
Лотар захохотал и продолжал за Фрица:
— …руки окунут, да еще ведерко опрокинут. Ха-ха-ха!.. Но как же это сделать?
Фриц быстро протянул Лотару узелок:
— Держи-ка. Жди меня на скамье, где мы раньше сидели. Я живо…
— Осторожно, Фриц!
Но Фриц уже мчался в лес с ведерком в руках.
Лотар засунул узелок под скамью, и они стали ждать. У Генриха лицо горело от волнения. Вдруг он услышал тихий голос Лотара:
— Не думай, что твой отец пропал. Из тюрьмы и из лагерей тоже убегают.
Генрих удивленно взглянул на него. Он хотел спросить, как это убегают из тюрьмы. Но Лотар смотрел по сторонам, словно ничего и не думал говорить.
— Посмотри-ка, — показал Лотар на дерево, — это не дятел там?
Генрих все еще раздумывал о словах Лотара. Может быть, ему это послышалось?
Но с этой минуты он все повторял про себя: отец убежит, отец вернется…
Вскоре показался Фриц. Он сильно запыхался, но сиял от радости.
— Все в порядке! Хотел бы я видеть их, когда они выйдут на берег!
Лотар встал и вытащил из-под скамьи узелок.
— Ну, скорей домой! — сказал он. — Нужно постараться, чтобы во дворе было побольше народу, когда эти обезьяны явятся в трусах.
Необыкновенное приключение
Тем временем шуцману наскучило расхаживать по шоссе, и он свернул в лесок. При этом он случайно прошел мимо того места, где спрятаны были костюмчики, и заметил на дереве записку Лотара.
— Что такое? — вскрикнул он и прочитал еще раз: он не верил своим глазам. На записке было написано: «Рот фронт!»
Шуцман стал озираться, чтобы найти следы преступника. Тут он заметил спрятанные под кучей хвороста ботинки.
— Ага! — воскликнул он, — эти гусаки купаются где-то здесь. А тут ведь запрещено купаться. Постойте же, я вам покажу!
В эту самую минуту Эвальд громко командовал:
— Эй, поворачивайтесь, одеваться! Марш! У отца сегодня день рожденья, — добавил он. — В шесть часов у нас соберется много гостей. Мне говорить стихотворение, — это будет гвоздь всего вечера. Ну, марш на берег!
Тут до них донесся с берега густой и не слишком дружелюбный голос:
— Эй, вы, мерзавцы! Босяки вы эдакие! Сейчас же выходите из воды. Я вам покажу, как купаться в запретных местах!
— Ай, ай! — закричал один. — Я говорил, не нужно здесь купаться.
— Не бойся! — гордо отозвался Эвальд и погладил себе макушку, как это делал его отец. (Он хотел произвести впечатление на шуцмана.) — Только не бойся! Когда мы ему скажем, кто мы такие, он сразу замолчит.
И он вышел первым, а те двое ковыляли за ним. Но едва он вступил на берег, как шуцман схватил его за ухо.
— Купаться в запретном месте?! — рычал он. — Да еще листовки вешать! — Тут он схватил за ухо второго.
— Пустите меня! — кричал Эвальд. — Мы пимфы!
— Хороши пимфы! Листовки клеить? Да еще обманывать полицию? Будете вы у меня помнить, пока уши торчат! — орал шуцман и так крепко дергал мальчишек за уши, что они подняли вой. А третий прыгнул обратно в воду и со страху нырнул поглубже.
— Пустите! — ревел Эвальд. — Мой отец — капитан, он вас велит наказать…
— Рассказывай! — кричал шуцман. — Идемте со мной. Мы уж там поговорим, какие пимфы, какой капитан.
И шуцман потащил воющих мальчишек за уши к дереву, на котором висела записка.
— Это что такое, а? — орал он. — «Рот фронт», а? Коммунистическую агитацию разводить? Красные паршивцы! Вот уж вам достанется!
— Неправда! Это не мы повесили записку. Мы настоящие гитлеровские пимфы. Вон тут под хворостом наша форма…
— Где?
— Тут, тут! — кричал Эвальд. — Сейчас вы увидите. И я скажу своему отцу, как вы с нами обращались. А его отец — директор банка.
Он стал поспешно разгребать ветки. Второй ему помогал, и даже третий присоединился к ним, потому что шуцман перестал кричать. А шуцман потому притих, что ему стало неспокойно: а может, и вправду отец этого мальчишки капитан, а того — директор банка? Тогда ему здорово достанется за грубость…
— Отец сообщит начальнику полиции, как вы нас били! — кричал Эвальд, лихорадочно раскидывая хворост.
— Я вас не бил, — пробурчал шуцман, понизив голос.
— Где же наша форма? — тревожно прошептал сын директора банка.
Но шуцман услыхал его.