Генрих Сапгир. Классик авангарда [3-е издание, исправленное]

Первый

Вереница зданий — вдаль [Х4]
Вдоль — кудрявые липы [Ан2]
Пилы режут сухие стволы [АнЗ]
Лысый глядит на деревья [ДЗ; о парономазии у
Сапгира см. ниже].
<…>

Второй

Четко вижу: прошел носорог [АнЗ]
Рогатый проехал в открытой [АмЗ]
Той рекламой — желтой пообедаю [Х5]
Даю голову на отсечение — сыр! [Ткт4][102].

Заключительный пример — короткое стихотворение из последней книги Сапгира «Тактильные инструменты», из раздела «Стихи с предметами»:

Умри, Суламифь [Ам2 усеч.]
(кусок сырого мяса ощупай [Дк4]
потискай руками) [Ам2]
Моя любовь! [Я2]
Глаза твои — глаза газели! [Я4]
Твои груди — холмы Иудеи! [АнЗ]
Твои ноги — высокие кипарисы! [Акц4]
(поцелуй кусок сырого мяса) [Х5]
Губы твои — сердцевина [ДЗ]
расцветающей розы! [Ан2]
(приложи свою ладонь [Х4]
к сырому мясу и замри) [Я4]
Твое лоно — глубокий колодец [АнЗ]
утоляющий жажду! [Ан2]
(внезапно схватив кухонный нож [Дк4]
вонзи его в мясо по рукоятку) [Дк4]
Умри, Суламифь! [Ам2][103].

Как заметил Владислав Холшевников, «несимметричные стихи очень удобны для передачи живой разговорной речи»[104]. Сапгир, многие тексты которого ориентируются на живую, «сырую», «непоэтическую» (площадную, уличную, квартирную) речь, идет гораздо дальше опытов использования вольных и несимметричных ямбов и хореев эпохи Серебряного века, дальше радикальных версификационных экспериментов Хлебникова, Маяковского, Заболоцкого, А. Введенского, Д. Хармса.

У Хлебникова:

Мы желаем звездам тыкать, [Х4]
Мы устали звездам выкать, [Х4]
Мы узнали сладость рыкать. [Х4]
Будьте грозны как Остраница, [Х4; дакт. клаузула]
Платов и Бакланов, [ХЗ]
Полно вам кланяться [Д2]
Роже басурманов. [ХЗ]
Пусть кричат вожаки, [Ан2]
Плюньте им в зенки! [Д2] <…> (1908–1910)[105].

В метрически «пестрой» поэме «Торжество земледелия» Заболоцкого, где из «799 стихов — 437 ямбов (из них четырехстопных 414), 340 хореев (из них четырехстопных 355), 22 стиха — прочие размеры»[106], эта тенденция довольно четко прослеживается:

<…> Кто ее знает? — [Д2]
Сказал пастух, лукаво помолчав. — [Я5]
С детства я — коров водитель, [Х4]
Но скажу вам, осерчав: [Х4]
Вся природа есть обитель. [Х4]
Вы, мужики, живя в миру, [Я4]
Любите свою избу, [Х4]
Я ж природы конуру [Х4]
Вместо дома изберу. [Х4]
Некоторые движения коровы [Х6]
Для меня ясней, чем ваши. [Я4][107].

В. Холшевников предлагает называть такую структуру «зыбким метром»[108]. В советских стиховедческих исследованиях, по очевидным причинам исключавших значительный массив поэтических текстов, было принято считать, что «устойчивой традиции подобный стих не образовал»[109]. Пример Сапгира — свидетельство того, что (сверх)полиметрические эксперименты, начатые Хлебниковым, Заболоцким и другими поэтами в первой половине XX века, вовсе не ушли в песок[110]. Степень неурегулированности, несимметричности и смешанности размеров, а также неурегулированности и несимметричности рифмовки и строфических форм в стихах Сапгира так велика, что многие из них можно охарактеризовать как «зыбкие» лишь в первом приближении. Быть может, точнее их назвать (сверх)микрополиметрически-(сверх) зыбкими?[111]

102

СиП. С. 443–444; ср.: Сапгир Г. Лето с ангелами. С. 283–286.

103

СиП. С. 472; ср.: Сапгир Г. Лето с ангелами. С. 382.

104

Мысль, вооруженная рифмами. Поэтическая антология по истории русского стиха / Сост. и ред. В. Е. Холшевников. Л., 1983. С. 11.

105

Хлебников В. В. Творения / Общ. ред. М. Я. Полякова; Сост. В. П. Григорьева и А. Е. Парниса. М., 1986. С. 69–70. Из длинных стихотворений Хлебникова, на которые, по-видимому, опирался Сапгир в своих метрических экспериментах, особое внимание заслуживает «Крымское» (1908), с подзаголовком «Вольный размер».

106

Холшевников В. Е. Стиховедение и поэзия. Л., 1991. С. 222–224. Холшевников здесь сравнивает поэмы «Человек» Маяковского, «Ладомир» Хлебникова и «Торжество земледелия» Заболоцкого. О «вольных хореях» Маяковского, которые тоже повлияли на стихосложение Сапгира, см.: Гаспаров М. Л. Современный русский стих. Метрика и ритмика. М., 1974. С. 372–396.

107

Заболоцкий Н. А. Столбцы и поэмы. С. 98–99.

108

Холшевников В. Е. Мысль, вооруженная рифмами. С. 37. Отдавая должное вкладу М. Л. Гаспарова и В. Е. Холшевникова в стиховедение, не будем здесь касаться существенных разногласий в их стиховедческих воззрениях (о них см., например: Холшевников В. Е. Стиховедение и поэзия. С. 13–18).

109

Там же. С. 37; см. также предисловие М. Гаспарова ко 2-му изданию его «Очерка истории русского стиха» (С. 6).

110

Тенденция к сверхмикрополиметрии ярко выражена не только у Сапгира, но и у его соратника И. Холина, а также у Ильи Бокштейна (1937–1999), эмигрировавшего в Израиль в 1972 г., у Олега Прокофьева (1928–1999), с 1971 жившего на Западе, и еще у нескольких современных им поэтов русского литературного андеграунда позднего советского времени (напр. Сергей Стратановский).

111

М. Гаспаров предполагает, что в эскпериментах со сверхмикрополиметрией Хлебников «ориентируется» на «Дозор» Брюсова («Это будет последняя драка [АнЗ] / Раба голодного с рублем [Я4] / Славься, дружба пшеничного злака [АнЗ] / В рабочей руке с молотком [АмЗ]»). Гаспаров замечает, что «эта тенденция [т. е. сверхмикрополиметрия] не получила развития (хотя подобная игра строками классических размеров встречается в пролетарской поэзии начала 1920-х годов)» (Гаспаров М. Л. Очерк истории русского стиха. С. 224–225).