Всем доводам Екатерины Елизавета противопоставляет упорное желание доньи Хуаны выйти замуж лишь за короля. Увы! Корону Александру может дать только Филипп II. Королева Испании тут же напоминает о разнице в возрасте и говорит, что как добрая сестра она бы не советовала этого брака. А разве она может предложить что-нибудь другое, интересуется Екатерина. Поразмыслив, Елизавета высказывает предположение, что лучше подождать, пока у нее самой родится дочь. Разве это не было бы более достойным решением вопроса? Но монсеньору тогда придется слишком долго ждать. В качестве компенсации Екатерина просит независимости для Генуи. Категоричный отказ кладет конец переговорам.
Уязвленная, королева-мать вновь принимается повсюду искать трон для Александра. В Италии, равно как и в Германии, нечего и пытаться. Но вот у короля Польши Сигизмунда-Августа нет детей. Если бы он усыновил Александра и назначил его своим преемником!.. Спешно Екатерина снаряжает в те края одного из преданных ей людей, поручая ему собрать сведения об этой стране и подыскать там принцессу, брак с которой сулил бы монсеньору корону…
И все это время продолжаются празднества – в Шенонсо, в Блуа. И королева присутствует на них, дабы показать, что она не придает значения случившемуся. Тем временем истекает трехгодичный срок, который королева-мать дала Гизам, чтобы найти улики и возбудить дело против Колиньи, которого они подозревают в убийстве герцога Франсуа. Королева воспользовалась этим, и Государственный совет объявил, что адмирал невиновен, а Екатерина заставила кардинала Лотарингского обнять своего заклятого врага.
И все же канцлер Л’Опиталь не был спокоен. Он питал недоверие к протестантам, полагая, что их оживление в любой момент может стать угрозой для государства. На празднествах по случаю второго бракосочетания принца Конде собралась вся знать Франции, и даже маршал Монморанси засвидетельствовал ему свое почтение.
Канцлер, обладавший всей полнотой власти, счел разумным отдалить приближающуюся грозу Даже не созывая Государственный совет, он издает указ, который вносит поправки в Амбуазский договор. Однако в городах, где отправление религиозных культов по протестантскому обряду было запрещено, верующие получали право пригласить к себе пастора домой, чтобы «найти утешение в своей религии». По существу, этот новый закон разрешал частное отправление кальвинистских обрядов. Негодование руководителей католической партии было неописуемо! Кардиналы Бурбонский и Лотарингский обратились с жалобой к Екатерине, в тот момент из-за болезни вынужденной находиться в постели. Кардинал Бурбонский был очень резок и пригрозил покинуть двор.
Хитрая Екатерина пообещала поставить вопрос на рассмотрение Королевского совета. Но король был на охоте, а сама она не могла покинуть свои покои. Кто же в их отсутствие мог провести такие сложные дебаты? Екатерина улыбнулась и с горделивой материнской нежностью назвала монсеньора – ему выпала честь председательствовать на этом совете, что он проделал с необыкновенной степенностью. Все восхищались его ловкостью и умом.
Александр, чья судьба послужила причиной переговоров в Байонне, уже нарушал покой государства. Теперь он официально занимал свое место в общественной жизни страны, и Екатерина, влекомая неистовой материнской любовью, никогда не даст ему сойти с этого поприща.
Глава 4
Дорога славы
(14 января 1566 – 1 мая 1568)
Парижский парламент 14 января 1566 года зарегистрировал послание короля, в котором были четко обозначены титулы и владения монсеньора. В них входили: герцогства Анжуйское, Бурбонское и Овернь, графства Бофор, Форэ, Монферран и Монфор-лАмори. Одновременно члены парламента ставились в известность о том, что по случаю своей конфирмации монсеньор менял имя и впредь именовать его следует Генрих, герцог Анжуйский. Его младший брат Эркюль становился Франсуа, герцогом Алансонским. Посол Англии высказал крайнее недовольство тем, что монсеньор отказался от своего второго имени – Эдуард, данного ему в честь крестного отца, короля Англии Эдуарда VI.
Новоявленному герцогу Анжуйскому было в ту пору четырнадцать лет, и его огромные с итальянской поволокой глаза, изящество манер и матовая кожа очаровывали всех. У монсеньора не было той силы, что у его брата Карла IX, и ему совсем не нравилось, как молодому королю, работать в кузнице или свежевать убитых животных. Из-за бесконечных детских недомоганий он вырос изнеженным и мягким.