Перед лицом столь могущественных противников Екатерина старалась оставаться в тени. Своим положением и незначительными привилегиями она обязана Диане де Пуатье: фаворитка распоряжается отношениями супругов, это она заставляет короля посещать супружеское ложе. Екатерина безупречно играет отведенную ей роль турецкой рабыни, и это тем более надо поставить ей в заслугу, что она испытывает к своему мужу огромное чувственное влечение, при котором разум и соображения рассудка не имеют никакого значения.
Ее плоть сразу же покорилась этому мускулистому волосатому юноше, и когда он лежал в ее постели, на задний план отходили соперницы, политика и даже отвращение, которое испытывал к ней этот мужчина. Когда же он уезжал, Екатерина погружалась в печаль, а накануне решающих сражений имела обыкновение страстно желать поражения, лишь бы ее господин и повелитель вернулся как можно скорее.
Она не очень любит своих детей, зачатых почти насильно; к тому же они появились на свет болезненными, рахитичными и некрасивыми. Без сомнения, она привязалась бы к ним сильнее, если бы имела возможность заниматься их воспитанием, но даже в покоях младенцев роль главы семьи принадлежала Диане.
Это она беспокоилась по поводу кори детей, их питания, она выбирала им воспитателей, она приказывала сменить кормилицу, когда молоко внушало ей подозрения. Королева-золушка выносила эти новые страдания, утешаясь своим единственным счастьем – невеселыми супружескими ночами. В тридцать два года, в полном расцвете силы и ума, Екатерина с отчаянием чувствовала себя непризнанной, никому не нужной, не имеющей власти сегодня и авторитета в будущем: у нее не было детей, мужа и даже дома, где она могла бы стать хозяйкой. Даже ее общепризнанная доброта и отзывчивость не вызывали к ней никакой симпатии: Монморанси делал ей выговоры, а маленькая Мария Стюарт звала «торговкой», высмеивая итальянский акцент. Екатерина всегда только улыбалась: надо потерпеть, выиграть время, подождать… неизвестно чего.
Чтобы привлечь Генриха II, который, несмотря на свою романтическую преданность старой любовнице, вовсе не гнушался свеженькими девичьими личиками, Екатерина задумала окружить себя молоденькими и бойкими девушками. В начале века королева Анна Бретонская, супруга Карла VIII, пригласила к своему двору девушек, отобранных среди лучших семейств, смышленых и благонравных. Екатерина продолжает эту традицию, но требует от своих протеже не столько добродетели, сколько привлекательности. И скоро ее окружил рой молодых богинь – черные глазки мадемуазель Лимейль соперничали с белокурыми локонами мадемуазель Бом, а неистовая пылкость мадемуазель Рует оттеняла изысканность Николь де Савиньи.
Волосы, слегка посыпанные фиолетовой пудрой, смело декольтированные яркие туалеты… Эти прелестные создания всегда смеялись, перешептывались, кокетничали, обожали лакомства и умели танцевать старинные французские танцы и гальярду. Показная наивность лишь повышала цену их благосклонности, которую они дарили только с разрешения Екатерины. Удостоиться благосклонности одной из этих девушек значило оказаться в центре всеобщего внимания. Самые знатные люди провинции, и даже иностранные князья, отправляясь в Париж, мечтали удостоиться подобной чести. Екатерина пользовалась очарованием своих фрейлин, чтобы вознаградить тех, кто верно служил короне, или чтобы узнать тайны непокорных противников. Ее фрейлины играли при дворе значительную роль и пользовались славой античных куртизанок. Но в 1550 году Екатерина требовала от них только одного – понравиться королю.
Среди этих изысканных девушек была пылкая рыжеволосая шотландка с молочно-белой кожей, мисс Флеминг. Она-то и покорила сердце Генриха II. При осторожном покровительстве королевы, счастливой, что может отомстить Диане, разыгрывается настоящая идиллия, в результате которой и королева, и ее фрейлина оказываются в тяжести. Первой родила фрейлина, которая всюду стала представлять своего ребенка как «отпрыска самого великого в мире короля», что сильно покоробило Генриха II, противника любой нескромности и, уж конечно, скандалов. Диана торжествовала победу, заставив прогнать неблагоразумную девушку, которая навлекла на себя гнев и королевы, – порядок снова был восстановлен.