Но довольно отвлекаться. Я рассказывал о наших скромных домашних упражнениях в дворцовом саду, а не о серьезных состязаниях. Артуру не нравились подобные занятия, и он старался избегать их. А Маргарита, как и я, любила порезвиться, и мы вместе лазали по деревьям и плавали во рву, что окружал дворец. Сестра стала моей главной наперсницей в проказах. Она была на три года старше меня. Уже тогда в ней обнаруживалась такая черта характера, как полное бесстрашие, можно сказать, безрассудство. Не задумываясь, Маргарита перепрыгивала через стены, заставляла лошадь брать опасные преграды или первой совала в рот незнакомые дикие ягоды. Меня обвиняли в безоглядной смелости и опрометчивости, но я никогда ими не отличался. И понял я это в детстве, наблюдая за сестрой. (Когда она стала королевой Шотландии, то вела там себя не лучше, чем в Элтаме. Несдержанность в конце концов и сгубила ее.)
Если с Маргаритой мы имели схожие физические склонности, то с Марией нас связывало духовное родство. Нами попросту владели одинаковые настроения и мысли, и обычно мы понимали друг друга без слов.
А вот с Артуром ни у меня, ни у сестер общих черт не нашлось. Он не походил ни на кого из нас – высокий, замкнутый, чересчур серьезный…
3
Ко двору нас привозили на Рождество, Пасху и День Святого Духа. В промежутках я обычно считал дни. Больше всего мне нравились рождественские праздники, и долгие месяцы до них (шесть или семь, в зависимости от того, как рано бывал Духов день) казались бесконечными.
Естественно, больше всех ждали таких поездок мы с Маргаритой. Она мечтала получить новые наряды, подарки и сладости, изъявления любви. А чего же хотел я? Пожалуй, того же самого. Но сильнее всего я лелеял надежды, что буду часто видеться со своей матерью, королевой. И возможно, возможно… но нет, я никогда не позволял себе признаться в этих мыслях и не могу это сделать даже сейчас.
В том году, когда мне уже минуло семь, король решил провести Рождество в Шинском маноре. Я еще ни разу не бывал в нем (или попросту не запомнил того места). Там, выше по течению Темзы, находился один из самых старых королевских дворцов.
Зима выдалась ранняя, и к началу декабря морозы стояли уже две недели, а землю укрыло чистое снежное покрывало.
Шестнадцать миль от Элтама до Шина мы преодолели медленно, потратив целый день. Можно было бы быстро домчаться туда галопом, но приходилось тащиться шагом – с нами отправили двенадцать тяжеловесных повозок, груженных пожитками. Лишь к вечеру удалось добраться до знаменитых лесов Ричмонда – королевских охотничьих угодий, где водились олени, лани и кабаны. Но грохот колымаг распугал всю дичь, и по пути мне на глаза не попался ни один зверь.
Выехав на опушку, мы увидели внизу Темзу – более узкую и мелкую, чем в Гринвиче, залитую золотистыми лучами заходящего солнца. На другом берегу возвышались красные кирпичные башни Шинского замка.
И все-таки нам предстояла еще долгая дорога. На спуске к реке огромные возы надо было сдерживать, и мы перешли на черепашью скорость. Я глянул на Маргариту.
– Может, сбежим? – предложила она, и я знал, что она не шутит.
– Давай, – охотно согласился я.
Даже не оглянувшись, мы пришпорили лошадей и помчались как безумные к королевскому манору. Сестра разразилась такими восторженными восклицаниями и смехом, что заглушила раздавшиеся позади возгласы.
Мы достигли цели, на добрую милю опередив наш обоз. Совершенно поглощенные бешеной скачкой, я и Маргарита не замечали, что крики несутся не только нам вслед, но и навстречу – из-за стен замка. Остановившись, мы услышали вопли большой толпы. Вдруг все стихло. Хотя никто не вышел, чтобы открыть нам ворота.
Маргарита скривилась и, спешившись, привязала коня.
– Похоже, нам придется открывать самим, – заявила она, направляясь к калитке для прислуги.
Раздосадованный, я тоже оставил лошадь и последовал за сестрой. Навалившись плечом на старую дверцу, она безуспешно пыталась отворить ее. Тогда Маргарита принялась разглядывать доски обшивки, прикидывая их прочность. Внезапно калитка распахнулась, и дерзкая девчонка повалилась на землю.