– Я же не знал, что их будет так много, – промямлил я, осоловев от вина (пусть разбавленного) и сытости, да и час был поздний.
Мерцающее и колеблющееся пламя свечей и сама застольная атмосфера повлияли на меня странным образом. Я гнал от себя сон и старался держаться достойно. Смутно помню, как привезли грандиозный десерт, сахарную копию Шинского замка, но я уже решительно ничего не хотел. Все мое внимание сосредоточилось на борьбе с сонливостью, я крепился изо всех сил, боясь уронить голову на стол или сползти вниз и крепко заснуть.
После уборки столов началось бесконечное представление. Шутовские выступления перемежались непонятными пантомимами. Я не мог постичь суть праздничного зрелища и молился лишь о том, чтобы оно завершилось прежде, чем я опозорюсь, свалившись на пол и доказав правоту отца, который считал, что мне еще рановато посещать пиры.
Уилл:
Откровенное мнение о том, как тогда зрители воспринимали шутов. Явно ошибочной была традиция выпускать нас после застолий; набитые животы делали людей невосприимчивыми к любой умственной деятельности. После обильного угощения человеку тяжело смеяться, ему хочется спать. Я всегда полагал, что вместо древних римских вомиториев (где пирующие освобождались от тяжести раздутой утробы) у нас следовало бы устроить спальни, где гости могли бы вздремнуть и переварить поглощенные яства. Возможно, в будущем королевские архитекторы догадаются предусмотреть такие помещения. Безусловно, их нужно расположить непосредственно по соседству с Большим залом.
Генрих VIII:
Представление закончилось. Шуты удалились, выделывая причудливые акробатические трюки и забрасывая зрителей бумажными розами и склеенными шарами. Король поднялся из-за стола, жестом побуждая Артура последовать его примеру. Никому здесь не разрешалось двинуться с места, пока венценосное семейство не покинет зал. Увидев, как отец с матерью и Артуром направляются к выходу, я озадаченно думал, что же теперь делать мне и Маргарите. Вдруг король обернулся и величественным кивком велел нам с сестрой присоединиться к ним. Значит, он все-таки помнил, что мы участвуем в пиршестве.
Мы вяло потащились следом, понимая, что никто не собирается обращать на нас внимание. Король на ходу деловито беседовал с Уорхемом, а мысли королевы, казалось, пребывали далеко отсюда. За ней, вся в черном, точно ворон, семенила Маргарита Бофор, силясь подслушать, о чем говорит король. Рядом со мной шла моя сестра, жалуясь на свои узкие туфли, поздний час и жаркое из лебедя, из-за которого у нее разболелся живот.
Королевские покои находились далеко от Большого зала, в другом конце манора, что частенько являлось темой кухонных пересудов. Когда мы достигли их, я испытал крайнее разочарование. Комнаты выглядели убогими и запущенными, даже детские в Элтаме были более просторными и хорошо обставленными. Потолки потемнели от копоти чадящих сальных свечей, плиты полов покрылись щербинами и сколами. Несмотря на горящие камины, тут царил ужасный холод. Сквозняки выдували все тепло, пламя факелов и свечей колыхалось и мерцало в воздушных потоках. От холода я внезапно взбодрился и совершенно расхотел спать.
Но взволнованный король, казалось, не замечал никаких неудобств. Он призвал к себе Рассела и Фокса, после короткого совещания оставил их и натянуто произнес:
– А теперь нам надлежит веселиться! Начались Святки. – Он улыбнулся королеве, хотя его улыбка вышла похожей на нервный тик.
Она поднялась, стройная и прямая, как мраморная колонна.
– Дети мои! – сказала матушка, протягивая к нам руки. – Без них не бывает праздников. – Она повернулась к стоявшему рядом с ней Артуру и, взъерошив ему волосы, ласково произнесла: – Мой первенец.
Потом королева окинула взглядом комнату.
– И Маргарита. И Генри.
Улыбающаяся сестра быстро подбежала к матери. Я же направился к ней медленно, словно хотел удержать ее внимание подольше.
– Ах, Генри! Как вы подросли. Я слышала от Андре о ваших успехах в учебе.
Ее тон казался сердечным, но слова… Они могли быть сказаны любому из нас. На мгновение я возненавидел королеву.
– Благодарю вас, миледи, – выдавил я и умолк, ожидая продолжения разговора. Но его не последовало.
Король опустился в старое, продавленное кожаное кресло. Приказав принести вина, он осушил два кубка для продолжения «веселья». Я уже сожалел, что не остался в детской.
Внезапно отец поднялся.
– Да, начались Святки, – повторил он, словно забыв, что уже говорил это. – И я благодарен, что праздную их вместе со всей семьей. Сейчас мы обменяемся подарками… вернее, вручим подарки нашим детям.