Выбрать главу

—  С судьбой — поправила Генрика, — точней, за нее…

 — Судьба, — отхлебнула Шарлотта виски, — не всякая стоит борьбы…

 — Раньше Вы, кажется, этого человека любили?

—  Теперь ненавижу! Он, — бывшее золото, ставшее ныне презренным металлом! И тем горше: хорошей пробы золото! Я это знала. Нет, — я просто бы отвернулась, не стала тебя убеждать…

 — Судьба, о которой Вы рассказали, сломала б не только Бэнкса…

 — Если бы только, Генрика! Сломался — это бы умер или смирился. Я первой бы пожалела. Но он — с Шарки! — одышка сдержала непримиримость Шарлотты.

Она отхлебнула виски. И долго смотрела на Генрику, подбирая слова.

—  Не убеждаю, Генрика?

—  Убеждаете. Но Вы говорите о человеке, как о куске металла.

—  А он кто?

—  Думаю, каждый по-своему, мы чем-то схожи с цветами. Разного сорта, убогости и красоты, горечи и аромата. Мы из живой ткани сотканы.

 — Иллюзии, — не сразу отозвалась Шарлотта, — Ты легко согласилась с грозой: конечно, ее ведь почти можно было потрогать руками. А где она?! Не все, что мы видим — реально, не все, что ждем, состоится. И в этом судьба и стихия схожи.

Генрика посмотрела в небо. Не было там грозы. Ни следа! Она растворилась. Только в солнечном диске, остался суровый багрянец, — как памятный след растворенной, исчезнувшей бури. И тревога, как предзнаменование… Тревога витала в воздухе.

«Но я предсказала и то, — хотела напомнить Шарлотта, — что не вернется Бэнкс!».

—  Он был первым мужчиной?

 — Да.

—  Это еще не все! Есть другие. В любви есть не только тело, а есть душа. Любящий скажет, что ты прекрасна, и ты каждый день будешь слышать, что ты любима. Но это не Бэнкс. Он пепелище, — какая душа! Призраком, как вот эта гроза, — пусть и останется Бэнкс!

 — Как приговор… — задумалась Генрика.

—  Которого он достоин! Разочарованный в жизни — зло! Или тянет вниз, или мстит окружающим. Ты не видишь главного! Заблуждение всех поколений женщин: чтобы добиться, мужчина для вас, как на лицо улыбку, натянет некоторые поступки. Временные, как показная улыбка, а вы их воспринимаете как подлинные черты характера. Что-то он ведь натворил, чтоб добиться тебя? Не верь: показная улыбка!

—  Знаете, это нетрудно…

 — Так вот!... — развела руками Шарлотта.

—  Я не знала его хорошо, как Вы. Вы показали главное…

Шарлотта с удовлетворением отпила виски.

—  Я теперь вижу, Шарлотта: он как человек, разочарованно закрывший книгу. В ней есть много хороших страниц, но он не знает — книга захлопнута.

—  Так на кого он похож, на цветок или книгу?!

—  Похож на цветок… и на книгу…

 — Ну, и?

—  Я хочу, чтобы он эту книгу снова открыл.

Шутка морского дьявола, Бэнкс, или знамение бога

Вздох штормового предчувствия, холодной струей прокатился по палубе. Прошипел, по-змеиному, в реях и сетях оснастки. Повесил вслед за собой, в неподвижном воздухе, запах тины, и стих. Звенящая тишина опустилась с неба к воде. Соринка, застрявшая в паутине, не шелохнулась.

Мгновения, чтоб помолиться — и, грянет шквал. Всегда так. Такова природа. «Но, — посмотрел Бэнкс на небо, — кажется, мир поменял привычки…». Грозовая синь отступала с неба. Сверкнуло расплавленным диском кровавого золота солнце, сгоняя последние тени несбывшейся бури. «Рыбий глаз капитана Шарки!» — подумал Бэнкс. — Но где эта мощь нерастраченной бури? Ее кто-то присвоил, и нанесет удар позже?»

***

 — Шутка морского дьявола, Бэнкс, или знамение бога! — услышал он за спиной, голос Шарки, — Шторм погрозил кулаком, повернулся и сник? Лентяй или трус, поступают так же! Бэнкс, ты мне нужен! Идем.

Шумели в его капитанской каюте.

 — Сегодня большая пьянка, Бэнкс! Грозу отменили, и я нашим людям дал волю надраться.

В каюте играли в карты, счет, как обычно, ссорил людей.

 — Хватит! — Шарки достал пистолет, постучал по столу рукоятью, и указал на дверь.

—  Вон! Всем, вон!

Черный глаз пистолета, поочередно, от одного, к другому, оглядел побледневшие лица.

Таких, кто не понял бы Шарки, не было. Бэнкс и Шарки остались одни.

—  Теперь их не будет близко, если не вызову сам! — улыбнулся Шарки, и убрал пистолет.

Огромным ножом, как доской, расчистил место, и пригласил к столу.

—  Я знаю! — сказал он грозно, — Зачем ты просился не берег. И что ты там делал — знаю!

Вцепился глазами, выдержал длинную паузу. Потянулся, налил себе виски.

—  А что говорили они — знаешь? О тебе, недостойные вещи Бэнкс! Знаешь?

—  Я их не слышал, Шарки.

—  И правильно делаешь, Бэнкс, потому, что и я их не слушал! Выпей со мной, капитаном Шарки.