Ну конечно же, задумывались, конечно, спрашивали, конечно, пытались понять, выявить то Нечто материальное, что и было ответственно за передачу признака из поколения в поколение. Более того, тысячи блестяще исполненных, виртуозных по чистоте опытов, осуществленных ботаниками И. Келльрейтером, Т. Найтом, М. Саржэ, Ш. Ноденом, работавшими с различными растениями, подвели их к той позиции, с которой Г. Менделю и открылось это Нечто. Но… никому из них так и не хватило изобретательности в интерпретации полученных данных. И что особенно важно, никто из них не сопоставлял с собственными выводами выводы коллег, отстаивал лишь свою, личную точку зрения. Г. Мендель прекрасно знал работы предшественников, был знаком с особенностями проведения их опытов, и, кто знает, может быть, именно это побудило его начать собственный эксперимент.
Что же принял Грегор Мендель за ту самую точку опоры, которая позволила ему, если не перевернуть мир, то по крайней мере увидеть его в столь необычном ракурсе, который открыл исследователю сокровенный механизм изнутри?
Прежде всего, свою гипотезу в понимании законов наследственности: наследование признаков обусловлено наследованием задатков. Эта гипотеза позволила естествоиспытателю уложить все разрозненные факты в стройную теорию, подтвержденную расчетами. Испытатель выделил для себя семь пар признаков (он работал с горохом), альтернативных по своему характеру, и проследил их проявление в потомстве, предположив, что при слиянии в одну клетку мужское и женское начала привносят в нее только задатки каждого из многочисленных признаков будущего организма. Он убедился, что задатки эти передаются независимо друг от друга из поколения в поколение.
Но разве его предшественники не наблюдали наследственные признаки в потомстве опытных растений? — предвижу я читательский вопрос.
Наблюдали, конечно. Только они видели проявление наследственности вообще, а Г. Мендель — конкретное проявление конкретных признаков. Он словно накрыл свой небольшой садовый участок в монастырском саду в городе Брно (всего-то по нашим меркам неполных две с половиной сотки) невидимой миру сетью, поймав ею ускользавшие прежде от всех наблюдателей особенности проявления признаков. Но если уж пользоваться языком аллегорий, то вполне уместно употребить и такое сравнение: ученый «сплел» эту сеть, пользуясь методом статистического анализа, который (тоже впервые среди всех естествоиспытателей) применил к чисто биологическим явлениям.
На этом, собственно, и закончилась в естествоиспытании эра чистого описательства явлений наследственности в потомстве гибридов, эра поиска степени сходства между родительскими формами и их потомками сразу по многим признакам. С опытов Г. Менделя, а точнее — после переоткрытия описанных им законов в 1900 году, начался другой отсчет времени, главной отличительной чертой которого стал опять же введенный Г. Менделем гибридологический анализ наследственности отдельных признаков родителей в потомстве. Трудно сказать, что именно заставило естествоиспытателя обратиться к абстрактному мышлению, отвлечься от голых цифр и многочисленных экспериментов. Но именно оно позволило скромному преподавателю монастырской школы увидеть целостную картину исследования; увидеть ее лишь после того, как пришлось пренебречь десятыми и сотыми долями, обусловленными неизбежными статистическими вариациями. Только тогда буквенно «помеченные» исследователем альтернативные признаки открыли ему нечто сенсационное: определенные типы скрещивания в разном потомстве дают соотношение 3:1, 1:1, или 1:2:1.
Но тут первопроходца подстерегла опять очередная западня в виде каверзного «почему?».
В самом деле, почему так, а не иначе выразилось в потомстве распределение прослеживаемых признаков? Ведь по логике вещей гены присутствовали в гибридах в ином соотношении, а именно, как 1:1. Так отчего же признаки проявляли себя по-иному?
Вот тогда-то Мендель и обратился к работам своих предшественников за подтверждением мелькнувшей у него догадки. И он нашел его в них, поскольку те, кого исследователь почитал за авторитеты, пришли (на основании экспериментов) в разное время и каждый по-своему к общему заключению; гены могут обладать доминирующими (подавляющими) или рецессивными (подавляемыми) свойствами. А раз так, делает вывод Мендель, то комбинация неоднородных генов и дает то самое расщепление признаков, что наблюдается в его собственных опытах. И в тех самых соотношениях, что были вычислены с помощью его статистического анализа. «Проверяя алгеброй гармонию» происходящих изменений в полученных поколениях гороха, ученый даже ввел буквенные обозначения, отметив заглавной буквой доминантное, а строчной — рецессивное состояние одного и того же гена.