Вход в лабораторию доктора Файнберг охранялся. Охранники удовлетворились предъявленными им удостоверениями.
– Мне здесь нравится, – сказал Чиун.
В дальнем углу помещения сидел за столом брюнет лет сорока пяти, мрачно смотревший через очки прямо перед собой. Стоило Римо сделать попытку представиться, как мрачный принялся безжизненным тоном повторять то, что твердил уже десяткам людей. При этом он не смотрел на Римо.
– Нет, вещества, с помощью которого можно было бы снова создать то, во что превратилась доктор Файнберг, не существует. Нет, мы не знаем, что за процесс стоит за ее превращением. Нет, у нас не проводится аналогичных экспериментов. Нет, я не являюсь и не являлся членом коммунистической партии, нацистской партии, ку-клукс-клана или любой иной группировки, руководствующейся человеконенавистническими идеями или планирующей свержение правительства Соединенных Штатов. Нет, я не знал, что это может произойти. Нет, мне неизвестно, где может находиться доктор Файнберг, я не знаком с ее близкими друзьями и не знаю, не была ли она сумасшедшей.
– Хэлло, – сказал Римо.
– О, – спохватился мрачный, – так вы не собираетесь меня допрашивать?
– Собираюсь, – ответил Римо, – только я буду спрашивать о другом.
– Да, собираемся, – подтвердил Чиун.
– Чем вы занимались последние несколько дней? – задал Римо свой первый вопрос.
– Отвечал на вопросы.
– Где вы прячете свои волшебные дематериализаторы? – хитро спросил Чиун.
– Минутку, папочка, – сказал Римо. – Дай мне сперва покончить с моими вопросами. – Повернувшись к мрачному брюнету в белом халате, он продолжал: – Ни один человек не интересовался ничем, кроме информации такого рода?
Тот покачал головой.
– А вы только и делали, что отвечали на вопросы?
– В лаборатории – только это. Моя личная жизнь – мое дело.
– Расскажите нам о ней, – попросил Римо.
– Этого я делать не обязан.
Римо дернул собеседника за ухо, и тот решил, что раз Римо так насущно необходим ответ, то он пойдет ему навстречу. Он служит лаборантом. Его подружка попросила кое-что ей принести. Сообщая это, лаборант пытался остановить полотенцем поток крови.
– Ваша подружка – это Шийла Файнберг?
– Вы смеетесь? Ниже подбородка Файнберг походила на кучу окаменевшего дерьма, выше – на полярную сопку. Она была так некрасива, что мне казалось, что она заряжена отрицательным электричеством. Лицо – как сморщенный чернослив.
– А что вы делаете для своей подружки?
– Все, чего она захочет. Она так неотразима, что могла бы заставить иезуита спалить священное писание.
– Что именно вы ей дали?
– Мы называем это изолятором. Это химический состав типа желатина, замедляющий изменение температуры в веществе, которое в него помещено.
– Понятно.
Римо чувствовал, что все это далеко не так безобидно, как звучит.
– Теперь перейдем к серьезным делам, – вмешался Чиун. – Где вы прячете свои волшебные дематериализаторы?
– Что?!
– Такие чудесные устройства, которые раскручиваются и делают из одного вещества другое.
Лаборант пожал плечами.
Чиун заметил на столе пакет молока. В дело пошли длинные ногти: он открыл пакет, вылил молоко в пустую колбу и стал стремительно вращать в ней пальцем.
Постепенно внизу колбы собралась вода, а вверху оказались густые сливки.
– Вы делаете то же самое не руками, а с помощью волшебства, – объяснил Чиун лаборанту.
– Господи, да вы ходячая центрифуга! – удивленно воскликнул тот.
– Вот вы и произнесли это слово – «центрифуга»! Великая тайна центрифуги заключается в том, что вы включением кнопки делаете то же самое, что делает моя рука. У нас никак не возьмут в толк, как это у вас выходит.
– Это вы делаете голыми руками то, что под силу только центрифуге! Невероятно! Как можно сепарировать материю руками?
– Можно, и все тут. Это делают пальцы. А как это получается у центрифуги?
– Согласно научным законам.
– Гений Запада! – вскричал Чиун и стал наблюдать, как новый знакомый осуществляет аналогичный процесс с помощью своего волшебного устройства.
Нет, они не раздают свои центрифуги – таков был ответ лаборанта на очередной вопрос.
Чиун предложил обмен.
– Что вы мне за нее дадите?
– Возможно, кто-нибудь плетет козни, чтобы занять ваше место? – предположил коварный Чиун.
– Это лаборанта-то? На мою зарплату можно жить только впроголодь.
– Папочка, – зашептал Римо Чиуну в ухо, – ты забыл традицию Дома Синанджу не служить сразу двум господам?
– Тсс.
– Что это за ответ?
– Тсс, – повторил Чиун.
– Ты не можешь этого сделать.
Чиун не сводил глаз с центрифуги. В нее можно залить любую одноцветную жидкость и получить две разноцветных. А то и три.
В настоящее время – это было ясно любому, кто способен пораскинуть мозгами, – центрифуга простаивала без дела. Она никому не была нужна, в том числе и этому лаборанту. Он здесь всего лишь слуга, а слуги, как известно, с легкостью предают господ.
И, главное – как Римо этого не понимает? – у слуги не могло оказаться влиятельных недругов, способных помешать верной службе Римо и Чиуна императору Смиту. Таким образом, они могли бы пресечь несправедливость, допущенную начальством по отношению к бедному слуге, и получить в благодарность центрифугу.
Что на это возразишь?
– Нельзя предавать традиции Синанджу, – сказал Римо.
Зная, что Римо прав, и одобряя его верность Синанджу, превзошедшую в данный момент его, Чиуна, собственную верность, Чиун согласился выбросить центрифугу из головы. Но не из-за слов Римо.
– Хорошо, – сказал Римо.
– Я забуду про центрифугу, потому что ты все равно не понял бы, что я мог бы ее принять, оставшись при этом верным традиции. К этому ты еще не готов. Ты все еще юный Шива, юный Дестроер, юный полуночный тигр, котенок, многого не знающий.
– Я знаю одно: мы не можем оказывать услуги этому типу, раз у нас есть другое начальство.
– Ничего ты не знаешь, – ответил Чиун. – Но ты оказал мне помощь. Теперь в моем любовном романе будет рассказано о наставнике, который отдал все, что имел, своему ученику, а тот пожалел для него хлебной корки.
– А вы, ребята, и вправду из министерства сельского хозяйства? – спросил лаборант. – Ведь это всего-навсего центрифуга, вы вполне могли бы купить такую же.
– Я отсылаю все деньги домой, на прокорм голодающей деревни, – ответил Чиун.
– Ваше дело, – сказал лаборант.
– Вас совсем не печалят мои трудности? – удивился Чиун.
– С меня хватает собственных.
Чиуна так рассердило, что достойная личность, подобная ему, вынуждена страдать, не вызывая в других сострадания, что сказав: «Тогда получайте еще одну», он ткнул грубияна ниже пояса, отчего тот, заработав грыжу, покатился по полу.
– Я считал, что он нам пригодится, – сказал Римо. – Теперь от него не будет никакого проку. Он угодит в больницу. А мы бы могли кое-чего от него добиться. Нужный человек!
– Мне вовсе не кажется странным, – ответил Чиун, – что ты так печешься о своих нуждах, когда потребности другого остаются неудовлетворенными. Как это на тебя похоже!
Лаборант поджал ноги и громко стонал, хватаясь за пах. На шум вбежали охранники.
– Упал, – сказал им Римо.
Видя, что человек на полу корчится от невыносимой боли, охранники подозрительно покосились на Римо и Чиуна.
– Ушибся, – объяснил Чиун.
– Он, он... – пролепетал лаборант, но не смог закончить фразы из-за боли и физической невозможности ткнуть пальцем в своего обидчика.
Чиун, ставший жертвой бесчувственности этого человека, отвернулся. Никто на свете не заставил бы его проявить терпимость к подобному поведению.
– Уже двое, папочка, – произнес Римо. – Хватит.
– Должен ли я заключить из твоих слов, что охранник при входе не был непочтителен, а это порочное животное – бесчувственным?