– Я это… – соображал Градусов. – Я болел на прошлом уроке…
– Встань, я стою перед тобой! – грохотал Служкин.
Градусов неохотно совершил странное телодвижение, перекосившись в полустоячем-полулежачем положении.
– Раз на том уроке не был, так на этом слушать должен!!!
– Да ч-щ-що ваша география… – презрительно прошипел Градусов, постепенно приходя в себя после первого замешательства. – Слушал я!..
– Это не моя география, а твоя география! – теснил Служкин. – Я свою географию десять лет назад всю выучил! Чего ты слушал, чего ты знаешь по географии, чтобы мне тут шипеть? Только что я про Тюменскую область говорил – назови мне хоть главный город там!..
– Эта… Моск… – опять сбился Градусов.
– Два!!! – торжествующе рявкнул Служкин.
– Вам же хуже, – хмыкнул Градусов, валясь обратно за парту. – Всё равно исправлять будете…
– Там посмотрим! – Служкин яростно распахнул классный журнал. – Фамилия твоя?
Из-за своей фамилии Градусов уже устраивал шоу, и Служкин должен был помнить, как зовут этого рыжего, но в пылу схватки не вспомнил. Однако не стоило обращаться за помощью к Градусову. Это был тактический просчёт. И теперь Служкин уже не мог одолеть Градусова, хоть оторви ему рыжую башку. Градусов приосанился.
– Забыл я фамилию, – ухмыльнулся он.
– Как его фамилия? – обратился Служкин к классу.
И это был второй тактический просчёт, потому что в конфликт ввязывалась вся зондеркоманда.
– Ергин! – закричали Служкину. – Баскакова! Черезвысокозабороногопередерищенко! Воробьёв! Шварценеггер!
– Это я Шв-в… В-воробьёв, не ставьте двойку!..
– Ладно, я сам дознаюсь, – заверил Служкин, распахивая журнал. – Агафонов, ставлю два!
– Вороб… Так, ясно. Горохов!
– Горохов он! Горохов! – заорали с задних парт.
– Горохов в больнице лежит! – закричали девицы. – Чего не признаешься, Градусов?.. Ой!
– Кор-ровы безрогие! – злобно прорычал Градусов девицам.
– Теперь дневник, – выведя в журнале двойку, велел Служкин.
– Дома забыл, – хмуро заявил Градусов и бросил на парту свой портфель-ранец с надписями и катафотами. – Обыщите, если не верите.
– Не верю, – согласился Служкин.
Отступать ему было поздно – гонор сшибся с гонором. Служкин двумя пальцами поднял открытый ранец за нижний уголок и высыпал на пол всё его содержимое.
– Нифига себе! – завопил Градусов. – Собирайте мне теперь!..
Служкин носком ботинка откинул пару учебников.
– Тетради нет, учебника нет, дневника и того нет, – брезгливо сказал он. – Иди домой за дневником, иначе не отдам портфель.
Он демонстративно бросил градусовский ранец на свой стол.
– Т-щ-що это я пойду, мне и тут хорошо, – кривился Градусов, растекаясь по парте, как тесто.
Служкин обошёл его и взял за ухо.
– Руки уберите!.. Уй-я-а!.. – заорал Градусов, вылезая из-за парты вслед за своим ухом. – Убер-ри, сказал!..
Служкин наклонился к его оттянутому уху и шепнул:
– Только дёрнись, гад, рожей в стенку суну.
Он провёл согнутого Градусова к двери и вышиб в коридор.
– Козёл Географ!.. – заорал Градусов оттуда.
– Едем дальше, – мрачно сказал Служкин зондеркоманде, запирая дверь. – Итак, какие основные отрасли в нефтехимическом комплексе?
Глава 19
Будкин
Было воскресенье – день, когда водопроводчики отключают воду. По этой причине Надя раздражённо громыхала на кухне тарелками, отмывая их из-под чайника. В комнате на письменном столе громоздились сцепленные проводами магнитофоны. Будкин, напялив наушники, что-то переписывал с одной кассеты на другую. В такт неслышной музыке он кивал головой, открывал рот и подпевал одной мимикой. На полу играла Тата: укладывала Пуджика в коляску.
– Спи, дочка, – говорила она, укрывая кота кукольным одеялком.
Служкин лежал на кровати и проверял самостоятельную у девятого «а». Он прочитал работу Скачкова и красной ручкой написал в тетради: «Ты говоришь, что у тебя по географии трояк, а мне на это просто наплевать». Цитата Скачкову была отлично известна. Служкин подтвердил её оценкой – 3.
Будкин щёлкнул выключателем, снял наушники, встал, потянулся и, перешагнув через Пуджика, пошёл на кухню.
– Когда, Надюша, обедать будем? – ласково спросил он.
– Здесь тебе столовая, что ли? Я на тебя не готовлю!
– Я же один живу… Никто меня не любит, никто не кормит…
– Меня это абсолютно не интересует! – отрезала Надя.
– Ну, я хоть полсантиметрика колбаски скушаю…
Жуя, Будкин вернулся в комнату и сел на кровать к Служкину.