– Ладно, иди к чёрту, – махнул на него сигаретой Служкин.
В дверь неожиданно позвонили, и открыл Колесников.
– В чём дело? – услышал Служкин его милицейские интонации. – Кто вы такие? Кого надо? По какому делу? – видимо, в паузах звучали и ответы, не доносящиеся до кухни. Колесников подумал и крикнул: – Виктор, тут к тебе какие-то малолетние преступники пришли.
Глава 22
Отцы
Служкин выбежал в прихожую и увидел в коридоре Деменева, Тютина, Бармина, Овечкина и Чебыкина с гитарой.
– А мы вас поздравить пришли, – улыбаясь, сказал Чебыкин.
– Джастен момент! – крикнул Служкин, вернулся в кухню, схватил колесниковскую бутылку, стопку металлических рюмок и помчался обратно. Со школьниками он поднялся по лестнице вверх на два марша, и там все расселись на ступеньках. Служкин разлил.
– Ну, с днём рождения вас, – солидно сказал Бармин и пригубил вино. Все, кроме Овечкина, выпили.
– Овчину хорошо, – завистливо сказал Тютин, вытирая ладонью рот. – Ему пить нельзя. Он на одной площадке с Розой Борисовной живёт, и мамаша его с ней дружит…
– Чего там сегодня новенького в школе? – спросил Служкин.
– Сушку довели. Она деньги считала, а мы украли с её стола стольник. Она целый урок выясняла, кто украл. Так и не нашла.
– А кто украл? – тотчас поинтересовался Служкин.
– Градусов.
– Нафиг? Чего на сто рублей купишь?
– Да просто так, на спор. Ещё сегодня мы химичке в ящик стола дохлую мышь бросили. Только она ящик на уроке не открывала, а то бы мы поржали, как она визжит.
– Мы не так над учителями прикалывались, – пренебрежительно заявил Служкин, снова разливая вино. – Вот, помню, ходила у нас по классу записка: «Это твой носок висит на люстре?» Каждый прочитает и сразу на потолок посмотрит. Наша классная по кличке Чекушка записку отняла, прочитала и сама глазами вверх зырк. Тут мы все и рухнули.
Служкин захохотал над собственным воспоминанием.
– Давайте ещё клюкнем, и я вам расскажу, – распорядился он, и все клюкнули. – Тоже, помню, был какой-то съезд, и у нас в комсомольском уголке повесили ящик с надписью: «Твои вопросы съезду». Через месяц его сняли, а там один-единственный листочек: «А когда в нашей школе откроется мужской туалет на втором этаже?»
Отсмеявшись, все снова приняли по рюмке.
– Ну что, Виктор Сергеевич, в поход-то в мае месяце идём? – спросил Деменев и подмигнул.
– Отцы, блин! – возмутился Служкин. – Ещё полгода до мая, а вы мне уже плешь проели! Сказал «идём» – значит, идём.
– У нас уже половина девятых с вами собирается.
– Я столько не подниму, вы чего? Не агитируйте зря. Только из вашего класса. Остальные пусть вон физрука просят.
– Не-е, все хотят с вами, потому что вы учитель клёвый.
– Раздолбай я клёвый, а учитель из меня, как из колбасы телескоп, – опять разливая вино, честно сообщил Служкин.
– У вас на уроках зыко: и побазарить можно, и приколоться… А на других уроках – только дёрнись. Вас и доводить-то неохота…
– Ну да. Вон Градусов как через силу старается – пот градом.
– Градусов – фигня. Зато к вам на урок, наоборот, двоечники идут, а отличники не хотят. Это потому что вы какой-то особенный учитель, не брынза, как Сушка или там немка…
– Вы Киру Валерьевну не трогайте, – обиделся Служкин. – Не доводите её, она мне нравится.
– А мы видели, как вы с ней гуляли.
– Видели – так помалкивайте. Лучше вон про Градусова говорите…
Отцы понимающе заржали.
– Градусов пообещал вашего кота повесить за то, что вы ему двойку за первую четверть вывели.
– Пятёрки, бывает, я ставлю зря, а двойки – нет. Пусть учит географию, дурак. Я, конечно, понимаю, что никому из вас эта география никуда не упирается, да и устаревает моментально… Однако надо. А Градусова я и сам повешу за… Ну, узнает, когда повешу.
– Он, Виктор Сергеевич, про вас песню сочинил. Ругательную.
– Ну-ка, отцы, давайте, наяривайте.
Чебыкин перетащил гитару со спины на живот, заиграл и запел на мотив старого шлягера «Миллион роз»:
Служкин хохотал так, что чуть не упал с лестницы.
– А вы, говорят, Виктор Сергеевич, тоже песни сочиняете?
– Кто говорит?
– Машка Большакова из «а» класса, – сознался Овечкин.
– Спойте нам песню, – жалобно попросил Тютин.
– За мах, – согласился Служкин. – Я пьяный, мне пофиг.
Он взял у Чебыкина гитару, забренчал без складу и ладу и надрывно завопил на весь подъезд: