Да, ко временам Марко Поло в Китае читали пособия по сексу. Созданные столетиями ранее, они оставались неизменно популярными (вроде нашей «Радости секса»). В них имелись откровенные описания сексуальных поз, например: «Поворачивающийся дракон», «Трепещущий феникс». Или такой рискованный вариант: «Рыбьи чешуйки внахлест». Что бы это могло быть? Отдаю этот вопрос на откуп вашей фантазии и скажу лишь, что творческий дух Ханчжоу явно распространился и на спальню.
Более строг Поло к ханчжоуским мужчинам: мол, женоподобны, «мирного нрава, по своему воспитанию и по примеру своего царя… не умеют обращаться с оружием и не держат его в своих домах». Ах, Марко, Марко… Бряцать оружием ведь и не было необходимости. Золотой век Ханчжоу, как и золотой век Афин при Перикле, был по большей части мирным.
Обоим городам мир достался недешево: ценой крови у афинян и ценой денег в Ханчжоу. Китайские императоры понимали, что не в состоянии отразить военное нападение, и предпочитали откупаться. Мир стоил дорого и ценился высоко.
Впрочем, жители не скучали. Жизнь в Ханчжоу никак не назовешь серой. Да с гениями и не заскучаешь. В фильме «Третий человек», снятом по одноименному роману Грэма Грина, один из героев говорит о Швейцарии: «У них была братская любовь, 500 лет демократии и мира, а что они изобрели? Часы с кукушкой». (Кстати, это неверно: часы с кукушкой – немецкое изобретение.)
Изучая золотые века, Дин Симонтон выяснил, что творческим расцветом ознаменовались именно места политически неспокойные, изобиловавшие интригами и неурядицами. По его словам, «похоже, конфликты в области политики подталкивают юные и развивающиеся умы к поиску более радикальных подходов». Китайское проклятие «Чтоб вам жить в интересные времена!» относится не только к политике, но и к творчеству.
Проснувшись, я вижу, что небо пасмурно и моросит дождь. Принимаю душ, улыбаюсь золотой рыбке и иду в вестибюль встретиться с Даной. Подобно многим китайцам, она называет себя на английский лад – для удобства нас, иностранцев, но, полагаю, и для того, чтобы не истязать свой слух нашими попытками произнести настоящее имя.
Дана сидит в кресле под картиной Уорхола «Банка с супом». Огромные очки и строгая прическа делают ее слишком серьезной для окружающей обстановки. Мы уже знакомы по моим прежним поездкам в Китай, и я надеюсь, что она снова поможет мне преодолеть барьер языковой, а быть может, и временной.
Мы отправляемся на прогулку, и завеса молчания быстро спадает. В отличие от моих словоохотливых друзей на родине Дана говорит лишь тогда, когда ей есть что сказать. Я заполняю паузы репликами о погоде.
– Так себе денек, – жалуюсь я.
– Совсем наоборот, – слышу в ответ.
Дождю надо радоваться. В Китае хороший день – это дождливый день. Дождь означает жизнь.
Если так посмотреть, день выдался на славу: лужи уже по щиколотку.
Дана потрясена, узнав, что я в Ханчжоу больше суток, а озера еще не видел. Она предлагает немедленно отправиться туда, тем более что там я увижу одного из ханчжоуских гениев – сановника и поэта Су Дунпо.
Озеро не разочаровывает. Обрамленное с трех сторон лесистыми горами и усеянное многочисленными храмами и пагодами, оно излучает тихую красоту. А через несколько минут мы подходим к статуе. Она гармонична и величава. Это Су Дунпо, сановник из Ханчжоу, а также поэт, живописец, писатель и инженер. Сейчас в Ханчжоу его знают и любят все. Любой с первого взгляда узнает его картины и может вспомнить какие-то его строки. В его честь даже названо блюдо – свиная грудинка в густой подливке. Какая ирония судьбы: ведь Дунпо был вегетарианцем!
– Думаю, многие из нас – рабы жизни, – говорит Дана, пока мы разглядываем статую, – но Су понимал жизнь и умел получать от нее удовольствие.
Мы оставляем позади мостик из тех, что я видел лишь на картинах и в фильмах с Джеки Чаном, и входим в маленький музей. Внутри выставлены некоторые стихи Дунпо – десятки свитков с его почерком сохранились на удивление хорошо. Иногда он писал не на бумаге, а на дереве, камнях и стенах. Такова была спонтанная и дерзновенная природа его творчества (и эпохи).
Если ксилография была Интернетом своего времени, то поэзия была Twitter. Она отличалась удивительным лаконизмом: бездны смысла могли скрываться всего в нескольких иероглифах. Но если некогда стихи слагались лишь о божественных предметах, то во времена династии Сун, как и ныне, поэты не избегали ни одной темы – даже такой, как железные рудники или вши. Ханчжоу напоминали Афины: искусство не было обособлено от повседневной жизни.