21. Есть некоторые писатели, которые утверждают, что существуют два главных ветра — Борей и Нот; остальные же ветры только незначительно отличаются от них по направлению: Эвр, дующий со стороны летнего восхода солнца[55]; Апелиот — со стороны зимнего восхода солнца[56]; Зефир — со стороны летнего захода солнца[57] и Аргест — со стороны зимнего захода солнца[58]. В доказательство существования только двух ветров они приводят свидетельство Фрасиалка и самого поэта, так как Гомер объединяет Аргеста с Нотом.
а Зефира — с Бореем:
Но Посидоний говорит, что никто из признанных авторитетов в этом вопросе (например, Аристотель, Тимосфен и Бион-астролог) не высказывал такого мнения о ветрах. Они утверждают, что ветер, дующий со стороны летнего восхода солнца, называется Кекием, а диаметрально противоположный ему ветер, носящий имя Либа, — со стороны зимнего захода солнца; Евром называется ветер, дующий со стороны зимнего восхода солнца, тогда как Аргест противоположен ему; ветры же, дующие между ними, — это Апелиот и Зефир. Но когда, продолжают они, Гомер говорит об «истребительно быстром Зефире» (Од. XII, 289), он имеет в виду ветер, называемый нами Аргестом; гомеровский же «сладкошумно-летающий Зефир» (Од. IV, 567) мы называем Зефиром, Аргест-Нот — у Гомера, у нас — Левконот: ведь он вызывает незначительную облачность, тогда как собственно Нот иногда несет черные тучи.
Говоря это, Гомер имеет в виду «истребительно быстрого Зефира», который обычно рассеивает легкие облака, сгоняемые Левконотом, так как в этом стихе слово «Аргест» поэт употребил как эпитет. Таковы поправки, которые следует сделать к замечаниям Эратосфена в начале I книги его «Географии».
22. Эратосфен упорно настаивает далее на своем неправильном толковании Гомера: он утверждает, что поэт не знает еще о существовании нескольких рукавов в устье Нила и настоящего имени реки[59], хотя Гесиод уже знает, так как упоминает об этом. Что касается имени, то, кажется, в гомеровскую эпоху оно еще не употреблялось; точно так же, если факт существования нескольких, а не одного устья Нила был неизвестен или о нем знали только немногие, то можно допустить, что и Гомер не слышал об этом. Но если эта река была и является сейчас наиболее известной и наиболее удивительной достопримечательностью в Египте и несомненно самой достойной упоминания и увековечения в истории (то же самое относится и к ее разливу, и к рукавам при устье), то кто может предположить, что осведомители Гомера о египетской реке и египетской стране, о египетских Фивах и Фаросе или не знали об этих рукавах в устье Нила, или же, если и знали, не упомянули о них разве только потому, что считали их уже хорошо известными. Но еще более невероятно, что Гомер, упоминая об эфиопах, сидонцах, эрембах, о Внешнем море[60] и о том, что эфиопы «разделены на две части», не знал бы, что близко и хорошо знакомо. Но тот факт, что поэт не упоминает об этом, вовсе не означает, что он не знал этого (ведь он не упоминает ни о своей родине, ни о многих других вещах), но скорее, пожалуй, можно сказать, что, по его мнению, хорошо знакомые факты не стоит упоминать тем, кто уже знает их.
23. Несправедливо упрекать Гомера за то, что он считает остров Фарос «находящимся в открытом море» (Од. IV, 355), и утверждать, что Гомер сказал это по незнанию. Напротив, можно воспользоваться этим местом у Гомера в доказательство того, что поэту было известно все только что сказанное нами о Египте. В этом можно убедиться следующим образом. Всякий, рассказывающий о своих собственных странствованиях, — хвастун; к числу таких принадлежал и Менелай: поднявшись вверх по Нилу вплоть до Эфиопии, он слышал о разливах реки и количестве ила, откладываемого рекой по стране, и о большом увеличении пространства ее Дельты, которое река уже прибавила к материку путем наносов; поэтому Геродот совершенно правильно говорит, что весь Египет является «даром реки Нила»[61]. И даже если это неверно относительно всей страны, то по крайней мере верно относительно области Дельты, которая называется Нижним Египтом. Менелай узнал, что остров Фарос в древности находился «в открытом море». И вот Гомер ложно добавил, что он еще «находился в открытом море», хотя остров уже не был «в открытом море». Во всяком случае поэт подверг эту историю поэтической переработке, следовательно, можно предположить, что он знал о разливе Нила и о рукавах в его устье.