На следующее утро мы, счалив попарно кунгасы, плывем дальше по тихой многоводной Колыме. Наша флотилия идет по глубоким, не замерзающим даже зимой плесам, «сеймам», от которых и произошло название поселка Сеймчан.
Ниже Сеймчана на протяжении ста километров Колыма течет в узкой долине, пересекая предгорья хребта Черского. Здесь неожиданно встречаем пароход, который впервые идет из бухты Амбарчик с грузом для приисков. В ответ на протяжный приветственный свисток парохода мы даем салют из ружей. В прибрежных скалах гулко перекатывается эхо.
Там, где Колыма сворачивает к северо-востоку, она становится широкой, со множеством островков, густо заросших лиственничным и тополевым лесом.
Здесь встречаются высокие с беловатыми стройными стволами чозении «Кореянки» — один из видов ивы, заросли красной и черной смородины, которую местные жители именуют амурским виноградом, или «охотой».
Почти все острова окаймлены гибким тальником, на котором белесыми полосами виднеется засохший ил — следы весенней полой воды.
Вспугиваем выстрелами плавающих по реке уток. Пробуем ловить рыбу прямо с кунгасов, но неудачно — рыба не клюет. Загораем на солнце — посредине реки почти нет комаров.
Мы стараемся плыть за передним лоцманским кунгасом, но несколько раз основательно садимся на мель. А когда в погоне за лоцманом наши спаренные кунгасы попали в залом и их чуть не перевернуло, мы, махнув рукой на лоцманский кунгас, плывем там, где меньше шансов сесть на мель или попасть в залом.
На Колыме очень много заломов. Это большие груды стволов, нанесенных весенним половодьем на острова и отмели.
Среди множества проток мы совершенно теряем ориентировку и не знаем, где плывем.
Вдруг впереди, у правого берега, видим несколько причаливших кунгасов. С трудом подгребаем и причаливаем к ним. Нас мгновенно окружают тучи комаров.
У подножья горы, на болотистых лугах, среди озер разбросаны четыре якутские юрты. Оказывается, это поселок Балыгычан, недалеко от устья реки Балыгычана.
Здесь мы намечаем дальнейший план. Договариваемся, что все кунгасы соберутся у реки Столбовой и оттуда мы поплывем за лоцманом, чтобы не пропустить левую колымскую протоку Прорву, впадающую в реку Ясачную, на которой стоит Верхне-Колымск.
— Столбовую реку пропустить трудно, там на середине реки столб стоит. Видно, хорошо, — уверяет нас лоцман.
И вот снова наши кунгасы в пути. Плывем, не останавливаясь на ночлег. Ночи светлые, и плыть даже лучше, виднее слив воды.
Наконец на середине реки мы видим остров с высокой острой скалой. Это и есть «столб». Шумной ватагой выходим на берег. Мы в стране юкагиров.
Остров густо зарос развесистыми березами. Людей не видно. Тихо. Тропка приводит к небольшой рубленой избе. Открываем дверь и в полумраке видим — все в доме спят. Один из спящих поднял голову, сонно взглянул на нас, что-то пробормотал на незнакомом языке и опять уснул. Мы в недоумении выходим из избы. Лоцман объясняет:
— Юкагиры, или одулы, как они себя называют, летом днем спят — много комаров и жарко, а ночью работают, ловят рыбу, гуляют. Такой обычай у них. Вот увидите, ночью обязательно в гости придут.
И действительно, всю ночь гости не давали нам спать. Они по очереди обходили все кунгасы и поставленные на берегу палатки. Трое юкагиров, стройные, среднего роста, веселые и общительные, вели разговор на якутском языке, попивая крепкий чай. Их светлые, округлые лица без бороды и усов, с прямыми носами, с широкими мясистыми ноздрями, были необычайно оживлены. Женщины с черными, заплетенными в косы волосами принимали живейшее участие в общем разговоре и кокетничали с мужчинами.
Юкагиры-одулы, по-видимому, наиболее древний и когда-то многочисленный народ северо-востока Сибири. Издавна они занимались рыболовством и охотой и вели полукочевой образ жизни. Единственными домашними животными у них были собаки, обычно две — три на семью, больше они не в состоянии были прокормить. Во время весенних перекочевок юкагирам приходилось самим впрягаться в нарты, чтобы помогать собакам.
Впоследствии юкагиры сильно смешались с якутами, эвенами и русскими. Национальные особенности и язык наиболее сохранились у верхнеколымской группы юкагиров.
Экономическое положение юкагиров до советской власти было чрезвычайно тяжелым. Однообразие пищи, постоянные голодовки, принесенные сюда венерические болезни, эпидемии оспы, гриппа, кори катастрофически сократили население. По переписи 1926–1927 годов числилось всего пятьсот юкагиров.