— Зачем так делаешь, дом что ли будем строить? — удивляется Кузьма.
Зажигаю щепки, и бревна начинают гореть ровным пламенем без искр.
Кузьма удивлен.
— Совсем тепло, как от печки, дыму мало, искры нет, рядом спать можно. Хитрый ты, нюча! — восхищается Кузьма.
Мы располагаемся на ночлег по обе стороны «найды». Постель наша состоит из веток лиственницы, покрытых невыделанными оленьими шкурами. Самое скверное, что разуваться надо на морозе, в унтах спать нельзя, могут замерзнуть ноги. Снимаю унты и ныряю, как в ледяной погреб, в кукуль. Проходит пять минут, и становится тепло. Через небольшое отверстие, оставленное для дыхания, я еще долго смотрю на сполохи северного сияния, на яркие мерцающие звезды, на ровные перебегающие языки пламени, извивающиеся между двумя бревнами.
В бассейн Индигирки
В апреле 1934 года наша геологопоисковая партия последней зимней дорогой с огромными трудностями добирается до места весновки — реки Далекой, верхнего притока Зырянки.
Почти двести километров отделяют нас от базы экспедиции.
Теперь мы целых полгода только при случайных встречах с якутами, с помощью «капсе»[4] этого своеобразного «торбазного радио», будем получать основательно искаженные сведения о внешнем мире.
В задачу нашей партии входит дальнейшая площадная съемка верхнего бассейна Зырянки, реки Момы в районе поселка Кыгыл-Балыхтах и водораздельного хребта Томус-Хая. На этом участке, если позволит время и будет транспорт, нужно пройти по маршруту Черского или параллельно ему.
Наша партия, носящая название «Далекой», состоит из двух отрядов. Один в составе прораба-поисковика, промывальщика и рабочего должен пройти до вершины Зырянки, опробовать этот район и выйти в Кыгыл-Балыхтах. Другой отряд состоит из начальника партии, геолога-прораба и двух промывальщиков. В его задачу входит обработка северной части верхних бассейнов рек Зырянки и Момы. Затем они также должны выйти к поселку Кыгыл-Балыхтах.
Мы раскладываем вещи и устраиваемся на весновку в бараке наших разведчиков. Вдруг в дверях появляется запыхавшийся Александр:
— Бараны! Бараны! Скорей ружье!
Первым выскакивает из барака наш долговязый Мика Асеев. За ним все мы. Три горных барана стоят на террасе и с удивлением смотрят на нас. Самец с горделивой осанкой и большими круто загнутыми массивными рогами делает вдруг скачок, и бараны вихрем мчатся прочь. Мика стреляет, но поздно, бараны уже исчезли.
— Тоже мне — бараны, бараны! Раскричался на всю тайгу, — говорит со злом Мика смущенному Егорову, не успевшему даже выстрелить.
Северная весна наступает стремительно. Прилетели снегири. Южные склоны сопок чернеют с каждым днем, исчезает снег на глазах. Ослепительное солнце светит почти круглые сутки, слепит глаза. Мы ходим в черных очках с кирпично-красными от загара лицами. Освобождаясь от снега, расправляет свои зеленые ветви стланик. На покрасневших тальниках выявились белые пушистые шарики. Буреет лиственничный лес. Набухают почки. Там, где сошел снег, зелеными ежиками топорщатся кочки.
К концу мая весна уже в полном разгаре. По реке «дуром», как выражается Александр, идет рыба, в основном хариус. Два раза в день мы вынимаем «морду», полную рыбы. Свежий хариус, поджаренный на масле, — ни с чем не сравнимое кушанье. Естественно, что мы забываем про свои консервы.
Утром второго июня мы собираемся в первый маршрут. Снег уже полностью сошел. Как-то сразу наступило северное лето. В последних числах июня к нам должен прийти каюр из Балыгычана с лошадьми, а пока, не теряя времени, мы решили работать на «сидорах» (т. е. таскать все на себе).
Из барака мы выходим гуськом. Впереди с горным компасом в руках идет Мика. Он ведет глазомерную съемку. За ним иду я и зарисовываю в полевую книжку встреченные обнажения, записываю взятые замеры падения и простирания пород. Мы с Микой берем образцы и через каждые пятьсот — тысячу метров промываем в руслах шлиховую пробу, описывая места, где взята проба, и результаты опробования.
За мной с лотком за плечами тяжело ступает Александр. Шествие замыкает наш веселый черный щенок Шарик. Он неутомимо бегает по кустам, без причины лает на пролетающих птиц и гоняется за бурундуками.
В гору идти тяжело.
— Зажирели мы на весновке, — замечает Мика.
Обработав один из боковых притоков реки Далекой, мы подходим к водоразделу. Гряды невысоких гор покрыты яркой, как будто вымытой, зеленью. Комаров нет.
4
Капсе (якутск.) — слово, заменяющее приветствие. Якут обычно отвечает: «Нового ничего. Рассказывай ты», — и оба якута начинают рассказывать друг другу все известные им таежные новости.