Она грустно смотрит на удаляющийся берег, машинально поправляя волосы загорелой рукой.
— Так, значит, вместе, Кеша! Навсегда…
Наташа как бы продолжает разговор, начатый накануне Вчера я, набравшись храбрости, наконец, сказал ей то что не решался вымолвить почти два года.
Наташа, растерявшись и смутившись, ничего мне не ответила, начала оживленно и торопливо рассказывать, с каким нетерпением она ждет встречи со своей старенькой мамой.
Весь вечер мы провели в суете сборов, и я больше ничего не спрашивал. Сейчас Наташа сама ответила утвердительно невольно сжимаю ее руку и, счастливо улыбаясь, смотрю не в силах оторваться от смеющихся голубых Наташиных глаз.
Пароход набирает скорость, проходит мимо «Венца» угрюмой, высокой горы в воротах бухты.
Волны ударяют о борт, соленая пена долетает до нас Красный флаг переливается, щелкает на ветру. Мика стоит у борта в своей неизменной черной морской шинели, и ветер шевелит его выгоревшие волосы.
Десять лет спустя
Прошло десять лет со времени экспедиции на Улахан-Чистаи. Первая послевоенная весна 1946 года. Все эти годы я не покидал Дальний Север, работая вместе с Наташей верной спутницей моих таежных скитаний.
Позади остались еще более тяжелые пешие и вьючные маршруты, сплавы по таежным рекам, дальние зимние путешествия на оленьих нартах.
Каждый год партии геологов уходили все дальше в тайгу. Они проникали к устьям неведомых речек, взбирались на неисследованные хребты, и «белые пятна» края исчезали на географических картах Родины.
Там, где недавно шумела тайга, выросли прииски, рудники, поселки, пролегли дороги с линиями телеграфа и телефона. На «белых пятнах» заработали радиостанции, открылись школы, библиотеки, кинотеатры.
Неузнаваемо изменился этот суровый край за десять лет.
Я сижу в кабинете начальника управления Сергея Дмитриевича Раковского. Бывший помощник начальника нашей экспедиции теперь руководит большим коллективом исследователей Севера.
Просторный кабинет полон посетителей. Раковский беседует с геологами, инженерами, просматривает планы, уточняет задания для новых поисковых партий. Он все такой же: по-прежнему живой, энергичный и требовательный, разве чуть поседели виски да на груди поблескивает золотом значок лауреата Сталинской премии и в длинной орденской колодке виднеются ленточки ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени.
— Ты, подожди, Иннокентий! У меня с тобой будет длинный разговор, — говорит он, отрываясь от дел.
Я пересаживаюсь на диван и смотрю в окно. Передо мной открывается широкая панорама поселка Усть-Нера.
Река, несмотря на начало мая, еще крепко скована льдом. Он нестерпимо блестит под ярким весенним солнцем.
Усть-Нера — большой и благоустроенный поселок. Леса отступили к горам, голые скалы почти двухкилометровой стеной замкнули поселок в полукольцо.
Из окна я вижу на берегу два стоящих на стапелях, уже готовых к спуску на воду катера. Около них сваривают готовые секции двух больших железных барж.
Будто вчера, а не восемь лет тому назад плыла по реке Индигирке наша легкая лодка. И в памяти встает картина…
…Мы возвращаемся, закончив летние геологопоисковые работы, к устью Неры. Конец августа. Мимо проплывают по-осеннему пестро убранные склоны гор. Неожиданно с берега нас окликают люди. Причаливаем.
Солидный молодой человек подходит к самой воде.
— Будем знакомы — начальник геологической партии экспедиции Цареградского. Только три дня тому назад прибыли сюда с реки Алдана. Сели прямо на реку. Сюда будет перебазироваться на самолетах вся экспедиция. Вон в той палатке имеется рация и синоптик, — обстоятельно сообщает он мне, узнав мою фамилию, — Валентин Александрович говорил мне про вас. Результаты ваших работ помогут эффективно расставить полевые партии экспедиции в бассейне реки Индигирки. В обед прилетит самолет, садитесь на него, и через два часа вы увидите Цареградского.
— Для пользы дела слетаю, — соглашаюсь я.
На месте, где сейчас стоит управление, мы поставили палатку, и только успели попить чаю с брусникой, собранной на месте, прилетел самолет. На самолете я лечу впервые. Подо мною знакомые реки и горы, по которым мы только что медленно и с таким трудом ползли на лошадях. Проплывает внизу хребет, огромной дугой уходящий к Ледовитому океану, пологий со стороны Индигирки, обрывистый и дикий в сторону Алдана. Наш самолет садится на тихий многоводный Алдан, и, как в сказке, путь, который вьючно пришлось идти в течение месяца, покрыт нами за два часа.