— Да еще какое! Вот так проба! — добавляет Пятилетов, подавая мне лоток.
С замирающим от радости сердцем я рассматриваю в лупу круглые, желтые, с матовой поверхностью золотники.
— Грамма два-три, — определяю на глаз вес пробы.
— Не иначе! — соглашается Пятилетов.
Илья прыгает и кричит:
— Я говорил, золото есть!
Пятилетов смывает следующие три лотка — результат еще лучше!
Я, высушивая последнюю пробу, поднимаю совок, чтобы высыпать шлих с золотом в капсюль и вижу на «щетке» круглый, лепешкой, самородок размером в золотой Червонец.
— Какое золото под ногами лежит!
Пятилетов вдруг, начинает ругаться:
— Старый слепой черт Софрон! Весь век по золоту ходил и не видел! Можно сказать, миллионером был и сам того не знал…
— Ну, при царе прибрал бы богатство кто-нибудь другой, — возражаю я. — Но шуму и золотой горячки было бы много, наткнись старатели на это золото до революции. Не одна бы душа погибла…
Пятилетов закуривает, зажигая спичку трясущимися от волнения руками.
— Видать по всему, добрый ключ мы с вами, Иннокентии Иванович, для Родины нашли. И долина у ключа развалистая, есть где россыпи богатой образоваться. Долежало в тайге богатство до настоящего хозяина!
Никогда я не брал еще таких удачных поисковых проб. Видимо, действительно мы нашли замечательную россыпь.
— А как окрестим этот ключ? — спрашивает Пятилетов.
— Ручей этот назовем не Горелый, а Пионер. Ведь пионер Илья помог нам еще найти. Да и уверен я: будет ручей пионером среди объектов, которые мы еще откроем в этом сезоне.
— Дело! — соглашается Пятилетов. — А вот этот ключишко, на выносе которого мы брали пробу, назовем — ключ Ильи.
— Быть по сему! — соглашаюсь я, подхожу к одинокой лиственнице, делаю затес и пишу карандашом: «Ручей Ильи», ставлю дату и подписываюсь.
— А ниже ты, Илья, подпишись.
Продолжаем обрабатывать ручей Пионер, двигаясь вверх по его течению. Илья показывает нам места, где зимой ловил петлями зайцев, а, ловушками-плашками куропаток.
В верхнем течении ручья мы опять берем хорошую пробу. Пятилетов радуется:
— Самостоятельное золотишко! Третий лоток промываю, и в каждом почитай, не менее грамма-двух металла. Не меньше четырех километров прошли, и все золото. На золоте, Илья, ваша юрта стоит! Вам Советская власть хорошо за нее заплатит, новый дом построит, когда здесь прииск откроется.
Промывальщик едва успевает отвечать любопытному Илье, как будет разведываться и разрабатываться золото в долине ручья Пионер.
Довольные, мы возвращаемся к юрте Софрона.
— Ну, друг, золото есть? — не без ехидства спрашивает он.
— Есть, и много!
Старый якут перестает пить чай и настораживается. Видит, что мы не шутим, и хмурится.
— Плохо, совсем плохо!
— Почему это плохо? — возмущается Пятилетов, — По-твоему, пусть лежит без пользы металл?
— Плохо будет, — твердит старик, — Людей много будет! Тайга гореть будет! Шуму много будет! Зверь уйдет. Другое место надо кочевать.
— Ничего, Софрон, жить ты станешь лучше и культурнее, будет работа, одежда, продукты, и никто тебя не тронет, — успокаиваю я его.
— А я, дедушка, поеду учиться в город. Геологом буду! — ликует Илья.
Поздно вечером возвращается со своей группой Иван Ефимович. Он похудел и загорел. Маршрут был тяжелый.
— На самой вершине вот этого красивого гольца мы были, — сбросив тяжелый рюкзак с плеч, рассказывает он, — Чуть ноги не переломали, пока добрались до его вершины. Высотомер показал 1850 метров над уровнем моря. Ну, а как ваши успехи?
— Ног не ломали, а с добычей вернулись, — Пятилетов показывает капсюль с самой богатой пробой.
— Вот это да! Где это вы нашли? — восхищаются наши товарищи. Они и про усталость свою мгновенно забыли…
После ужина, рассматривая полевую карту, на которую я уже нанес ручей Пионер, Иван Ефимович констатирует:
— Так, значит, Пионер берет свое начало с гольца, на котором мы были. Теперь вокруг него надо искать рудные и россыпные месторождения золота и, возможно, олова. Ваше открытие еще раз подтверждает, что мы работаем в колымской рудоносной зоне.
Одни лоси да мы, геологи, бродим по этим глухим безлюдным долинам. Пройдет несколько лет, и на открытые нами месторождения придут люди, оживет дремучая тайга. Так было на Алдане и Колыме. Так будет и здесь!
— Стой, начальник! Смотри под ноги! — испуганно кричит Иван.
Я от неожиданности роняю горный компас.
В двух шагах впереди — туго натянутая между деревьями волосяная веревочка. Поднимаю глаза и вижу: в стороне от тропки установлен самострел. Торчит стрела с острым железным наконечником. «На лосей!»— догадываюсь я и невольно отступаю назад.