Небольшими кажутся гранитные гольцы, покрытые белыми шапками снега. Изредка гидросамолет бросает то вверх, то вниз. Мотор равномерно гудит. Подо мной знакомые реки и горы, по которым мы только что медленно и с таким трудом пробирались на лошадях.
Проплывает внизу хребет, огромной дугой уходящий к Ледовитому океану, пологий со стороны Индигирки, обрывистый и дикий — к Алдану. Под крыльями виднеются скалистые горы Верхоянья, каменистые русла рек с белыми пятнами тарынов. Блестит серебряными монетами цепочка озер на водоразделах.
Позади остается редколесная заболоченная Алданская низменность.
Самолет, накренившись, делает круг и садится на тихий многоводный; Алдан. Как в сказке, путь, которым приходилось идти в течение месяца, покрыт нами за два часа.
Ко мне подходит начальник экспедиции Цареградский.
— Вот, где встретились. Очень кстати, прилетел. А то сейчас не знаем, куда в первую очередь направить геологов.
На собрании инженерно-технических работников Цареградский сообщает о решении — послать четыре геологические партии в места, нами исхоженные. Особые надежды он возлагает на ручей Пионер, куда будут Посланы два промывальщика.
— Надо форсировать работы, есть постановление партии и правительства в ближайшее пятилетие освоить Индигирку, — говорит в заключение Цареградский.
Через десять дней самолет привозит два килограмма индигирского золота.
— Вот и отправим мы в Москву первый металл из вновь открытого валютного цеха нашей страны, — радуется Цареградский, подбрасывая на руке небольшой, но увесистый брезентовый мешочек.
На самолете я возвращаюсь на место весновки и застаю в сборе всю партию.
Утром тринадцатого сентябри, завьючив лошадей, тепло прощаемся с Иваном и Гаврилой. Всем немножко грустно. Трудные тропы, опасности, тревоги, радость находок роднят нас каким-то особым родством.
Мы сознаем, что «кусок» беспокойной неуютной жизни прожит не без пользы. От этого маленького беспокойства и неуютности прибавится покоя и уюта в большой жизни, в жизни нашего народа.
Осень. Наша геолого-поисковая партия вернулась на колымский прииск с далекой Индигирки. После полугодового скитания по безлюдной тайге мы запоем читаем газеты, журналы и книги. Ходим с Наташей, работающей уже на прииске, в кино, в клуб, по знакомым — побеседовать за чашкой чаю..
— Что ты хвастаешься своими открытиями на Индигирке? — говорит мне Мика Асов. — Подумаешь, богатое золото! Вот мы разведали для прииска золотую россыпь! Это да!
Через несколько минут я и Мика шагаем по дороге к грохочущим промывочным приборам. Идем мимо новых построек прииска. По дороге мчатся тяжело нагруженные автомашины. Протянулись уходящие в прозрачную даль столбы высоковольтной линии.
Стоят последние солнечные дни северной осени с крепкими утренниками. Природа замерла в ожидании близких морозов и долгих зимних ночей.
Свернув с дороги на хорошо утоптанную тропку и сделав несколько петель между отвалами, мы вышли к разрезу.
Здесь Мика оживился. Высокий и плотный, с копной кудрявых каштановых волос, одетый в явно тесную для него спецовку, оживленно жестикулируя, он рассказывает о прииске.
Протяжный гудок возвещает обеденный перерыв. Разрез пустеет. Мы спускаемся в него и подходим к зумпфу. Это большая круглая яма; до краев наполненная грязной желтоватой водой. Около зумпфа стоит одетая в спецовку Наташа. Она внимательно следит за промывальщиком в брезентовом фартуке и резиновых сапогах. Он деревянным лотком промывает грунт.
Мика берет меня за рукав.
— Познакомьтесь, известная вам Наташа, ваша жена и наш участковый геолог.
В сидящем на корточках промывальщике я узнаю старого знакомого — полевика Александра Егорова. Он только что закончил очередную пробу и сгребает с лотка золото в железный совочек. Егоров узнает меня, и его широкое загорелое лицо расплывается в улыбке, Вытерев обветренные руки о фартук, он здоровается.
— Вот, обезножел. Ревматизм. В поле теперь не ходок, опробщиком на прииске работаю. Эх, и приличное тут золотишко!
У зумпфа сложены аккуратными горками матово-желтые кусочки золота. Одна другой больше. «По сто-двести граммов в каждой» — прикидываю я в уме.
— Неужели это с одной опробной ендовки?
Наташа смеется.
— Да, товарищ разведчик, два лотка промоешь — и почти полсовка… Вот какие россыпи надо искать. Наш прииск передовой в управлении, читал, наверно в газетах…
— Сколько таскаюсь по тайге, а похожего нигде не встречал и думать даже не мог, что такое сумасшедшее золото на свете может быть, — рассказывает Егоров, — Бывало, на «старании» возьмешь с лотка полграмма-грамм — руки трясутся от радости. Думаешь, фарт нашел! А все оказывается пустым делом. На Алданских приисках, как демобилизовался, пять лет трудился. Все хотел богатый золотой ключ найти. Чтобы люди говорили: «Не зря Сашка Егоров по тайге бродил».