Геологи знали Русакова только с хорошей стороны. «Нас хотят сделать стукачами, — сказал Никифоров своим спутникам. — Я сочинять напраслину не буду». Двое других с ним согласились. Через пять дней они принесли в УГБ общее заключение, в котором, в частности, говорилось: «М. П. Русаков не только ничего не утаивал, а, напротив, с энергией энтузиаста настаивал на необходимости самого широкого разворота геологических работ в Приморье. Он требовал резкого увеличения ассигнований на эти работы. И его прогнозы блестяще подтвердились».
Получив это заключение, офицер МГБ швырнул записку на край стола, где сидел Никифоров, старший по должности из геологов.
— Заберите свою контру! И чтоб завтра принесли новый документ, по партийному правдиво изобличающий врага народа!
На что геологи сказали, что завтра он будет тот же самый. Последовали угрозы увольнения, обвинения в саботаже, аргументы, что «казахи уже разобрались» и пишут, что Русаков работал у них и вредил по заданию американской разведки.
«— Да мало ли что, помаш ли, казах наговорит на русского, — заметил Никифоров.
Офицер стал кричать и обвинил Никифорова в великорусском шовинизме.
— А ты на меня не кричи, — в свою очередь возвысил голос Никифоров. — Это ты можешь быть великорусским шовинистом, а не я. Я, помаш ли, чуваш! И не буду писать под твою диктовку донос на честного человека».
Воцарилось долгое молчание. Постепенно лицо Рубана стало менять выражение. От пылавшего гневом оно становилось спокойным и даже умиротворенным. Наконец, Рубан спросил лично каждого еще раз, не будет ли он менять показания. Получив утвердительные ответы, вдруг сказал:
«— Спасибо, товарищи! Вы, может быть, своим поступком спасли человека. А на мой резкий тон прошу не обижаться. Только так действуя, я мог убедиться в вашей искренности и сделать соответствующий доклад своему руководству».
К сожалению, слова Рубана не оправдались. Во избежание пыток М. П. Русаков на первом же допросе признался, что он — «матерый американский шпион», и получил 25 лет ИТЛ. В 1954 г. он был реабилитирован, стал академиком Казахской ССР, умер в 1963 г.
(1) «Перед Сталиным лежало письмо двух известных ученых. В начале письма они сообщали о всяких достижениях в отечественной науке и технике, в середине письма отмечали факты отклонения некоторых членкоров и академиков от твердого курса партии и правительства. В самом конце письма предлагалось рассмотреть в соответствующих инстанциях деятельность возглавляемых этими учеными институтов, дабы на самом корню пресечь сии пороки. Сталин еще раз перечитал то место, где „отклонисты“ способствовали, хотя и косвенно, ослаблению геологической науки, а также преднамеренно тормозили темпы добычи руд, минералов всяких и даже нефти с газом… Он взял красный карандаш, подчеркнул жирно слова: „руда“, „нефть“, „газ“ и косо на полях написал: „А где Заварницкий?“ (Это — одна из ошибок Сталина. Правильно: Заварицкий Александр Николаевич (1884–1949), известный советский ученый, академик, который внес существенный вклад в петрографию изверженных пород. С 1946 по 1949 год — академик-секретарь Отделения геолого-географических наук АН СССР.)
„Странные люди эти ученые, — подумал Сталин. — Почему они пишут письма мне? Есть же Губкин и этот, как его?… Заварницкий. Это их прямое дело — искать руду и нефть…“
Сталин взял с полки твердую зеленую папку, открыл ее. „Ну вот, — продолжал он размышлять, — Тетяев, Крейтер, Григорьев, Сердюченко… Все они уже наказаны. Скоро руду эту искать некому будет. Нет! Пусть работают!“ — Он резко подчеркнул последний абзац письма и на полях размашисто написал: „Это не требует рассмотрения!“
Сталин разделся и лег. „Интересно, — подумал он, — когда я умру, кому ученые писать будут? Не Хрущу же…“
Сталин заснул, а потом, действительно, умер.»
(2) «„Дорогой Никита Сергеевич! Пишут Вам пострадавшие при культе личности ученые-академики… Благодаря Вам мы снова при деле. И под микроскопами своими видим новые минералы и органические соединения, из которых образуются руды и нефть, так нужные нашему государству…“