Эта окаменелость попала к Субботину так. Дней десять назад, идя маршрутом, он завернул на место, где прошлым летом находилась стоянка одного из его отрядов. Пока шустрый паренек, маршрутный рабочий, разогревал на костре мясные консервы, начальник заносил в дневник свои наблюдения, а также маркировал попутно взятые образцы — то есть наклеивал на них кусочки лейкопластыря с надписанными номерами.
Подкрепившись тушенкой, Василий Павлович принялся не спеша потягивать горячий чаек, что в маршрутах удается далеко не всегда, а потому особенно ценимо. При этом он глядел на пепел прошлогоднего очага и меланхолически размышлял о том, что вот-де и еще один год минул в суете и заботах, а дел, могущих по-настоящему доставить удовлетворение, никаких не сделано, и что, глядишь, так и жизнь вся промелькнет и т. д. Словом, это были те самые приятно-грустные мысли, что время от времени посещают каждого зрелого человека. И вот тут, в этот самый момент, на глаза Василию Павловичу попался кусочек известняка, наполовину утонувший в холодной золе. На его доступной взору ровной поверхности виднелся как бы некий узор. Василий Павлович без большого интереса поднял камешек, посмотрел и ахнул: «М-мать честная! Не может быть! Трилобит [30], не встать мне с места, трилобит! Ай-яй-яй!..» Боясь поверить себе, он так и сяк поворачивал свою неожиданную находку, осторожно сдувал с нее пепел и пыль, зачем-то даже понюхал. Нет, все без обмана — вот они, отчетливо различимые грудной и спинной панцири, членистые ножки… Да-да, настоящий, честный трилобит…
Сидя сейчас за столом, Субботин с удовольствием предвкушал, как он явится в город к палеонтологам и небрежно выложит свою находку, скажем, перед Далматским, этим очкастым фанатиком, полагающим, что вся геологическая служба существует лишь благодаря его науке. Василий Павлович не станет убивать его напоминанием о том, как отдельные товарищи, хищно блестя своими окулярами, несколько сезонов подряд рыскали в этих местах и каждый раз уезжали ни с чем. Нет, он будет великодушен. Он просто скажет: «Вот, ребята, подобрал возле палатки. Что это трилобит, ясно даже моему завхозу. А вы определите-ка мне поточнее: ну, там отряд, семейство, род… Если это новый вид, можете назвать его по своей фамилии. Разрешаю!»
Василий Павлович представил себе обескураженные лица кандидатов наук и окончательно пришел в прекрасное расположение духа. Что ни говори, а находка и впрямь была нешуточная. Дело в том, что в геологическом строении района очень важную роль играла одна мощная толща горных пород, возраст которой, как ни бились десятки исследователей, так и не был выяснен со всей достоверностью. Многочисленные попытки обнаружить среди толщи окаменевшие остатки древних организмов, дающих возможность установить время образования осадочных горных пород, доселе не увенчивались успехом. Толща выглядела абсолютно стерильной и продолжала оставаться, как говорят геологи, «немой». И вот — первая находка, да еще какая: трилобит! Толща «заговорила», ее раннепалеозойский возраст можно было считать почти доказанным. Это влекло за собой пересмотр многих геологических структур района и прилегающих площадей, а также новый подход к прогнозу полезных ископаемых. Василий Павлович мог позволить себе благодушно и чуть свысока посмеиваться над незадачливыми палеонтологами…
Откуда-то издали донесся крик, вернее — окрик, каким понукают лошадей. Василий Павлович с минуту прислушивался, затем бережно спрятал свое сокровище обратно в коробку от чая и поспешил наружу.
С запада, куда вдоль берега озера убегала тропа, приближались всадники, плохо различимые в лучах заходящего солнца.
«Валентин! — узнал одного из них Субботин, вглядываясь из-под приставленной козырьком ладони. — Лошадей, должно быть, Лиханов дал… Постой, кажется, там и женщина… Кто бы это мог быть?..»
Уже стало слышно пофыркиванье лошадей, и тогда со стороны кухни примчался пес Арапка, поднял лай. Лагерь зашевелился. Из своей персональной палатки, увенчанной антенной, потягиваясь, вылез радист Виктор Зайцев, добродушный лежебока, но знаток своего дела отменный, за что Василий Павлович вот уже шестой сезон подряд брал его с собой в поле. Оживленно вертя головой, словно бы принюхиваясь, выпорхнул завхоз. Подошли Вахлаков, Катюша, трое горняков.
— Здоров! — зычно приветствовал начальник Валентина, первым соскочившего с седла. — Эх, ремнем бы тебя, да уж ладно!.. Ну, прежде всего, знакомь с людьми, а все остальное потом.
Кряжистый Субботин, весело и властно поблескивающий одним глазом, выглядел внушительно. Даже Роман, за время пути от Гирамдокана показавший себя лихим, истинно столичным парнем, и тот подал начальнику руку с некоторой скованностью. А про Асю и говорить нечего — она откровенно заробела, что-то пискнула невнятно и попыталась укрыться за Валентиновой спиной.
— Студентка? Очень хорошо! — громогласно говорил Василий Павлович. Устроим вас пока вместе с Катериной. Роман может переночевать сегодня у меня, а завтра видно будет. Ребята! — начальник повернулся к горнякам. — Обиходьте лошадей. Смелей, смелей!.. Валентин, шнур и капсюля сейчас же сдай взрывнику… А теперь, значит, так. С дороги — первым делом в баню Ужин потом… Катерина, что там у тебя сегодня?
— Уху варим, смущаясь, отвечала повариха. — Рыбные котлеты можно…
— Пг'ыжки она стряпает с вареньем, — ввязался завхоз, уже успевший мимоходом ощупать сумы, притороченные к седлам. Пг'ыжки-ускоки, хи-хи!
— Ага, на третье сладкие пирожки Неплохо! — одобрил начальник. Так, прибывшие товарищи пусть пока отдыхают, мы же тем временем подготовим баню Завхоз, Виктор, за мной!
В стороне от палаток, среди замшелых древесных стволов и кустарника, в нескольких шагах от кромки озера, слабо дымил костер. Поодаль горел второй, поменьше, над ним на длинном тагане висели три ведра, доверху полные воды. Василий Павлович и Виктор, вооружась палками, подступили к большому костру и принялись отбрасывать в сторону полусгоревшие чурки, тлеющие головешки, угли, под которыми от крылась солидная куча крупных камней. Их чуть ли не с самого утра держали в огне, и сейчас они были раскалены до красна. Затем начальник с радистом наломали веток и, отчаянно морщась, отворачивая поминутно лица от нестерпимого жара, тщательно обмели камни от мелких углей и горячей золы. Завхоз же тем временем притащил темно-зеленую палатку-шестиместку. Ее, не мешкая развернули и со всей осторожностью, чтобы, не дай бог, не подпалить полевое имущество, поставили так, что пышущие жаром камни оказались внутри палатки. Закрепив последнюю оттяжку, Василий Павлович шагнул внутрь, принюхался, нет ли угара, вылез побагровевший и кивнул Виктору.
— Поддай-ка маленько для пробы.
Радист зачерпнул кружкой из озера, приоткрыл палатку, примерившись, шваркнул струю в адский полумрак и живо захлопнул полог. Внутри по-кошачьи, с шипеньем, взвизгнуло, ахнуло, палатка на миг раздалась от мягкого взрыва и, чуть помедлив, нехотя опала.
Завхоз прокопал меж полами щелочку, сунул туда нос, за-тем влез было по плечи, но тут же отпрянул.
— Ох и пар же, я вам доложу! — еле выдохнул он и с чувством зажмурился. — До чего же хлесткий!..
— Добро! — вдруг решил Василий Павлович. — Раз такое дело, пойду-ка и я с ребятами, радикулит свой погрею. А женщины пусть моются во вторую очередь… им не париться… Ты, Виктор, свяжи-ка мне веник, пока я за бельишком схожу…
Начальник вернулся быстро увалень радист едва-едва управился к его приходу. Следом подошел Валентин с тазами и порожним ведром.
— Эх, до чего ж я люблю наши полевые бани, — мечтательно жмурясь в предвкушении удовольствия, рассуждал Субботин. — Есть в них, знаете ли, особенная чистота. Каждый раз на новом месте. А в поселковой бане тыщи людей до тебя помылись. И после тебя тыщи помоются… Еще там сыростью пахнет, вот что мне всегда не нравится А здесь и дух лесной, и травка под ногами, и деревья кругом И веничек… Он взял в руки веник, оглядел его и недовольно покрутил носом. Дрянь веничек! Виктор, ты что мне подсунул две ветки сложил да кукиш вложил. Как будто украл…