Не в каждом есть подобной силы дух.
Такую силу люди воспитали,
Зажгли огонь, чтоб в вечность не потух.
Скажи мне, Маша, ты ведь понимаешь,
Что это школа заложила в нас
Бесценнейшие правила морали,
Из стали возвела в душе каркас?
Не все так делают, Маруся, представляешь?..
Не все идут за чёрный горизонт,
Где дым скрывает смерти и печали…
Не в каждом, видно, эта честь живёт.
Что говорить? Похожа участь наша.
— Спасибо, друг, да только нам пора…
Снимай кольцо и в добрый путь, Наташа.
— В далёкий путь!
— Ни пуха ни пера!
Разговор в саду
По Гефсиманскому саду вдвоём
Шли Иисус и Иуда под весенним дождём.
Стражники ждали их у входа в сад.
— Скажи мне, учитель, ты этому рад?
Завтра настанет последний твой день.
Ты станешь не больше, чем лёгкая тень.
Неблагодарные люди забудут тебя,
Всю мудрость твою под землёй погребя, -
Остановившись у старых ворот,
Сказал Иуда Искариот. –
Сегодня за деньги я продал тебя.
Скажи, учитель, ты ненавидишь меня?
Покачал головой Иисус из Назарета.
— И не жди от меня на вопрос свой ответа.
Ненависть — сильное чувство, мой друг,
Для моего сердца это невыносимый звук.
Надеюсь, что деньги, что ты получил
От первосвященников, иудейских светил
На благо пойдут тебе, мой ученик.
Услышал это Иуда и сразу поник.
А добрый учитель стоял под дождём,
Глаза от воды закрывая плащом,
Мелодию под нос себе напевал
И мыслям своим с тихой грустью кивал.
Иуда покинул предутренний сад.
Христа заковал полусонный солдат,
И тут же, у Гефсиманских ворот
Повесился Иуда Искариот.
Когда-нибудь, когда я стану взрослой…
Когда-нибудь, когда я стану взрослой,
Ко мне придёт мой сын, ещё подросток.
Он подойдёт ко мне и спросит тихо:
«Скажи-ка, мама, ты когда-нибудь любила?»
«Естественно, сынок, — скажу ему. –
К чему ты спрашиваешь, только не пойму.
Ты, может, полюбить успел кого-то?»
«Да, мама. Чай с ароматом бергамота,
Свет рыжей лампы на моём столе,
Дождливые разводы на стекле,
Учебники, тетради, мой пенал,
Мяч, во дворе который я пинал,
Потёртый и поношенный рюкзак,
По выходным билеты в зоопарк,
Ночами улиц ярко-жёлтый свет…
И девочку, что я люблю уже семь лет.
Ты знаешь, мама… Я слышал разговор:
То был между друзьями жаркий спор.
Они хвалились, что уже два года
Бессменно любят одного кого-то,
А я не понял их, ведь для меня семь лет
Ничтожно малый срок. В них чувства нет,
Иль это я с поломанной душой
Не подхожу под мировой шаблон?
А может, странного нет в чуде ничего,
Не редкость тот, кто любит глубоко,
И я обыденность, которых миллион,
А моё чувство далеко не эталон?
Скажи мне, мама, неужель и ты
Спустя два года огненной любви
Её, как вещь, как сон, легко забыла?
Скажи-ка, мама, ты когда-нибудь любила?»
И я ему скажу: «Конечно, сын.
Ты видишь, из груди струится дым?
То бьётся сердце в пламени любви,
В чьей верности я клялась на крови.
Когда я в твоём возрасте была,
Забыть любовь я тоже не смогла,
И все вопросы, что мне задал ты,
Я спрашивала у своей судьбы.
Быть может, что и я тогда сломалась,
В далёком прошлом навсегда осталась,
И вот теперь, без денег и без карт,
Не подхожу под мировой стандарт.
Да, тяжело любить кого-то…
Не то что чай с ароматом бергамота!
Пойдём, сынок, нас ждут ещё дела,
Что жадная любовь не отняла…»
Один на восемь миллиардов
Поспорили однажды строгий разум
И пламенное сердце о любви.
Один твердил: любить им ещё рано,
Другой скулил от страха и тоски.
Они повздорили немного не без дела,
И спор затеяли они не просто так:
Была душа, что их двоих задела,
Обоим подала заветный знак.
И сердце загорелось, словно факел.
Оно взбесилось, будто дикий зверь,
Оно оберегало, словно ангел,
Оно открыло запертую дверь.
Любило сердце чисто, бескорыстно
И даже не ждало любви в ответ.
Да, это сердце было ненасытно
Спустя и многие десятки долгих лет.
А ум молчал. Он знал, что не услышит
Глухое сердце разума слова,
И было ему жаль, что сердце дышит,
Пока мертва седая голова.
Прошли года, а сердце не угасло.