И крался всё ближе и ближе, как удав, поглотивший слона.
И шептал он, гнусавя на ухо:
Умри,
Ой, то есть убей меня!
Ну давай, кинь в меня тапок,
А лучше топор.
Не уворачивайся,
Я увернусь.
Он про себя говорит нелепые слоновьи слова,
И этим он оскорбляет меня.
Но ему наплевать на себя
Он достаёт ёроидоси,
И совершает сеппуку…
Когда умирала,
Я замечала как,
По его лицу, словно река, разливается безумная отчаянная улыбка мерзавца.
Но вот
Он исчез вместе с улыбкой,
Исчез, как милый летний дрём,
как цельные, висевшие предо мной, зеркала с отражением
Его или никого…
Я видела в них только себя.
Но не закончились эти бессмысленные игры в любовь,
Из комнаты лошади послышались всхлипы,
Они прервали счастливую бесконечность тьмы,
Ведь это мать всех лошадей,
Она скорбит по своим жеребятам,
Она не знала, что жеребята тоже грустят,
Как во время Великой Депрессии,
Хотя они отказались от чая
И выкуривали пол удава
Шмали.
******
Я не сыграю Вам ноктюрн на флейте водосточных труб!
Ведь я умру в рутине под небом голубым,
Но я могу мечтать.
Я буду греться на солнце, и пить малиновый чай.
Я уйду от реальности,
И спрячусь на дне морском.
Пока doma molchat,
Я буду петь под свет луны.
Я расскажу тебе содержание Ремарка,
А когда я выйду из метро,
То ты никогда меня не встретишь вновь.
Я не Пушкин, но стану Дюмой,
Я подменю в Европе Петра Великого,
Мама сказала закрыть окно,
А то дует с востока,
А мы не ждём перемен,
Мой личный кардиолог Виктор Цой.
Я переехала все слова,
Ведь флейта не мой позвоночник.
*****
Солнечный лучик замер на твоём лице,
Улыбка твоя печальна как наши грёзы,
Твои глаза, словно чёрные дыры,
Луна следит за этим опасным телероманом.
Мои чувства, словно бушующий океан,
Извергающееся жерло вулкана,
Словно тельце рыжего таракана без головы.
Наша любовь обречена на провал,
Мои чувства поглотят тебя безвозвратно,
Твои чувства убьют меня напрочь.
Обрывки осени
Куда ты время летишь?
Постой, отдохни, обернись.
Время – старик, оглохший ещё до пришествия Христа.
В гости кому не зайти у каждого хандра,
Осень никто никогда и не ждет.
Осень пылает адским огнём.
И птицы сбегают от вечной печали.
Муравьи в спешке собирают остатки летней радости в печали.
Может и людям быть муравьями?
Но лета не хватит на всех.
*****
Титаник утонет в холодном течение тихоокеанской воды,
Драмы на выходе не жди,
Трагедия уже на пике своём.
Твои чувства, словно радиация.
Я будто бы в русской тайге,
Громадные ели и сосны,
Не вижу ни звёзд, ни узкой тропинки.
Мы в пустоте.
Твои чувства пожар,
Я задыхаюсь и распадаюсь на множество единиц.
Множество, множество единиц.
Я не одна, меня много и я требую признания меньшинств.
Я говорю, но не делаю.
Это и есть новый постмодернизм.
*****
Я ем поэтов и писцов.
Я синтезирую в пробирке отвратительные рифмы,
Ведь не умею рисовать,
Зато рука моя танцует по избитой в синюю кровь клавиатуре
И превращается в слова,
И больше нет рук у меня,
Они слова.
Какая радость!
Я всю оставила себя в несчастном творчестве для лиц,
Смотрящих в никуда.
Что мне до завтра,
Если есть сегодня?
А завтра может и не будет.
Тогда зачем мне есть сейчас,
Если всё не вечно,
А вечность создавать я не умею.
Огромная голова с огромным лицом унеси меня в никуда,
Чтоб никто и не вспомнил,
Что я жила.
*******
Я бы хотела к тебе прикоснуться,
И вспомнить твой аромат.
Я бы хотела сплести наши руки,
И никогда их вновь не отпускать.
Но наши свидания были простым развлечением,
Обычная детская шалость.
И вновь меня тошнит при мысли о тебе.
Ты смеёшься, а может, ты прячешь свой страх?
При виде тебя мой пульс учащается из-за злобного безразличия.
Ты мне не важен,
Ты моя детская шалость,
Которую, я не забуду.
****
Я ничего не слышу и отказываюсь видеть.
Всё что вокруг меня мимо,
Я вылетаю прямо из эпицентра событий.
Нелепые глуповатые голоса что-то гнусно твердят…
Их слишком много,
Я постепенно схожу с ума,
Мир нереален, ты нереален.
Я где-то на грани антимиров,
Там где живёт моё одиночество,
Там где не слышно печали,
Там за пределами моего сознания,
Там где ты меня не найдешь.
Прости, что зло поиграла с тобой.