Но ликования не встретил он ни по пути, ни дома. Лишь смех и речи вроде:
– И это лихо? Да я и кабана страшнее видел.
– Чудовище? М-да, обмельчал герой. Раньше драконов бил, а нынче за уродцами гоняется.
– Что это, тварь? И ради этой мелкой гадины так подло с остальными поступил? Какой позор.
Снова Георг расстроен. На сей раз пуще прежнего. Уже ни пиво, ни вино не скрасят его будни, и небо тучами заволокло.
– Чем же ты снова опечален, мальчик мой? – спросил ничуть не унывающий король. – Не слушай ты глупых людей, вечно они что-то стрекочут. Пресытились, в спокойное время живут. Им, видите ли, тварь не больно-то страшна, а ведь кому-то жизнь изрядно так подпортила. Добрый поступок совершён. Тебе бы радоваться и собой гордиться.
– Я не могу. Хочу любви людей, как прежде, но, что не сделаю, всё только хуже.
– Их нынче не страшат ни орды варваров, ни твари мерзкие, у них любимчики арены на устах. Галантные и импозантные красавцы, что боевого топора в руках ни разу не держали и не выслеживали трое суток вепря. Лишь на балах они охотятся на дам.
– Когда-то я немало одержал побед.
– Ты скромничаешь, мальчик мой. Ты был непобедим, могуч и страшен на коне, словно сам Гром, с небес спустившийся. От сокрушительных ударов всадники летели из седла, будто снарядом требушета поражённые. Вот были времена, не то, что нынче. Ристалище теперь как комната младенца. Там травму получить сложнее, чем убить дракона. Всё безопасно до нелепого. Не бой, а постановка театральная. Мне на жонглёров интереснее смотреть.
А почему бы нет? Георг пошёл к организаторам турнира. Вот они эти рыцари слащавые, о коих говорил король. Вырядились будто на показ, словно павлины. Доспехи – нагроможденье украшений. Филигрань, инкрустация, рельеф и барельеф. На кой им на груди всё это золото с бриллиантами? Один удар и разлетятся во все стороны. А их шлема – зачем на них рога и перья? А копья – разрисованы, будто мозаика. Они же в щепки превратятся, будь намалёваны хоть путы Грома, хоть сказочный единорог. Что у них с волосами, вымазаны чем-то? Чувство, будто в бордель явился, а не на турнир.
– Георг, – брезгливо протянул распорядитель, – как же давно тебя мы здесь не видели.
– И ещё столько же рады не видеть, – добавил его секретарь.
– Как это понимать?
– С тех пор, как ты ушел, турниры стали красочней и интересней. Публике больше не нужны мужланы-силачи, упор теперь на технику и мастерство, изящество и красоту движений.
– И побрякушки на доспехах. А рыцари-то копьями друг друга ещё бьют или подушками нынче дерутся? Позор вам! Нет на ристалище больше ни мужества, ни доблести, ни благородства. Как это можно называть турниром? И вы не рыцари, а циркачи, – обвёл он пальцем всех собравшихся.
– Да как ты смеешь?! Ну-ка извинись! – все разом закудахтали павлины.
– Нет, я не извинюсь.
– …
– И что, никто не вызовет меня на бой?
– Я с ним сражусь, – заявил кто-то. Все расступились, тот вышел вперёд. С виду, будто девица. Кудрявый золотистый волос до плеча, сам худощав и с тонкими плечами, смазливое лицо, писклявый голосок.
– Ты кто?
– Кто я? – переспросил с насмешкой тот. – Дедуля, я чемпион столицы, а стало быть, лучший боец всего пятого королевства.
– Ну что ж, щенок, пойдём, проверим, так ли ты хорош.
Георг, закованный в доспех, залез на скакуна, схватил копьё. Потом полчаса ждал, пока к нему поспеет пёстрый чемпион. Грива его коня заплетена в косички! Ну что за вздор?!
А на трибунах благородные девицы. Глядя на худощавого юнца, все так и млеют, томно вздыхают, шлют поцелуйчики воздушные, платки к ногам его коня бросают. Тот гордо задрал подбородок, гарцуя, приблизился к черте. Сделал на месте оборот, подняв копьё. Толпа завыла. Георг плюнул от отвращения и опустил забрало. Потеха началась.
Ох, юнец и поиздевался над героем. Вёрткий и ловкий, словно кошка, шутя, он уходил от выпадов Георга, а сам бил метко, будто ястреб. Зритель ликует и хохочет, глядя, как молодой кумир в грязь втаптывает легендарного бойца. Георг пал духом, но не сдался. Гордость ему не позволяет. Он всякий раз после падения встаёт. Смотрит со злостью на противную ухмылку и вновь лезет в седло. А тот юнец из-за упрямства старика с досадою вздыхает и нехотя ведёт коня к черте.
Он глуп, самодоволен и насмешлив, с десяток раз мог победить, но предпочёл поиздеваться над героем, за что и поплатился. Один меткий удар – Георгу больше и не нужно. Он не так ловок, и новомодным мастерством не искушён, зато силён как великан. Удар копья, будто таран, ворота замка прошибает. Хлипкий сопляк выпорхнул из седла. Он пролетел через ристалище и шмякнулся об землю головой. Вместо оваций, с трибун донёсся дружный вздох.