Одну из таких волкоподобных собак Георг прозвал Шнапп, может быть потому, что у нее на лбу были два белых пятна, такие же, как и у его прежнего Шпаппа в Рейстоуне. И когда мальчик стал бросать Шнаппу куски хлеба или кости, проявлениям привязанности собаки не было границ. Его четвероногий друг должен был ночью оставаться на улице, но зато весь день он ни на шаг не отходил от своего нового хозяина, и они были неразлучны, начиная от утренней стрельбы из лука, когда над рекой и лугами еще только рассеивался туман, и до вечера, когда Георг последний раз приносил воду.
Часами просиживал Георг со своим новым другом под деревьями сливового сада, размышляя о том, как бы все-таки им обоим сбежать.
— Ты здесь, Шнапп, влачишь жалкое существование. В Рейстоуне ты будешь жить гораздо лучше и сможешь даже спать у меня под кроватью!
Преданный пес поднимал уши и от радости вилял хвостом. Даже Косой Лис испытал на себе, что у Георга появился помощник. Когда, как обычно, он подкрался, чтобы подтолкнуть Георга — Синюю Птицу, в то время как тот целился, Шнапп это заметил, с лаем набросился на коварного мальчишку и укусил его за ногу. Бросив злой взгляд на собаку, укушенный Лис захромал. Дядя Хмурый День жестоко наказал бедного Шнаппа. Положение ухудшилось тем, что Косой Лис, разыгрывая невинно пострадавшего, стал еще наглее. Георг-Синяя Птица мысленно обрушил на несправедливого дядю все возможные ругательства и терял остатки мужества.. Небезопасно было связываться с Косым Лисом возможно, и на Георга посыплются удары
Однажды во время утренней стрельбы из лука сдерживаемая с трудом обида прорвалась. Едва Георг трижды попал в цель, Косой Лис, в котором накипела злоба, заложил в лук настоящую стрелу, прежде чем кто-нибудь успел ему помешать, выстрелил, пронзив насквозь Шнаппа. Собака упала. Она попробовала при подняться и подползти к своему маленькому хозяину, но, сделав несколько неуверенных движений, повалилась на землю. Вздрогнув несколько раз, собака затихла.
Георг стоял одно мгновение словно окаменев. Неожиданно из его горла раздался вопль. Он отбросил лук и, как пантера, набросился на злорадствующего стрелка-убийцу собаки, его ярость вылилась в звериный крик.
Косой Лис повалился на спину, точно на него упал каменный утес Георг — Синяя Птица бешено колотил кулаками по искаженному от страха лицу, его пальцы впивались в шею негодяя, а колени уперлись в грудь. Противник задыхался
Один из мальчиков, постарше, хотел их разнять, но его отбросил сильный удар кулаком руки Синей Птицы работали, как крылья ветряной мельницы. Удары сыпались градом. У Косого Лиса из разбитого носа и рта шла кровь, из горла раздавался прерывистый хрип. Дети разбежались во все стороны и звали на помощь взрослых. Подоспевшие мужчины едва смогли оттащить Георга — Синюю Птицу от его жертвы. Только постепенно к нему вернулось сознание. На руках он понес мертвого Шнаппа домой.
Малия помогла ему похоронить четвероногого друга.
Целый день мальчик даже не притронулся к еде. Он не заметил и того, что в его миску был положен самый жирный кусок мяса. Он не заметил, как, из сочувствия к нему, тише зазвучали голоса, не почувствовал, что ему на ночь подложила еще один мех. Он видел только умирающую собаку и искаженное, красное лицо убийцы. О, этот кровожадный бандит! Если бы только это произошло в Рейстоуне!..
На следующее утро тетя послала его с Малией в лес за дровами. Она хотела работой отвлечь потрясенного Георга. Но это оказалось свыше его сил. Еще позавчера Шнапп бежал с ним рядом, — вот и корень, к которому он привязывал пса. Мальчик упал на землю; точно конвульсия пробежала по его телу.
Нежное прикосновение и сильный терпкий запах — первое, что он почувствовал, едва прошел приступ. Георг — Синяя Птица повернулся и увидел Малию. Она сидела на земле и держала в руках несколько стебельков маранты2. Заостренные листья блестели словно темно-голубые лезвия кинжалов. Его спутница ничего не говорила, но глаза ее были полны слез.
Теплое участие согрело одинокого мальчика. Он опять в семье человеческой.
Увидев, что Георг очнулся, Малия начала укладывать сучья на ремень для носки дров.
— Останься еще немного здесь. Другим не следует видеть тебя таким. — С этими словами она ушла.
Георг задумался. Да, Малия права: при каждом удобном случае те, другие мальчики будут издеваться над ним, увидев его заплаканное лицо. Здесь считалось трусостью показывать другим свою боль и горе.
И снова подкатился клубок к горлу. Мальчика, словно молния, пронзила мысль о побеге. Именно теперь он должен бежать и отправиться домой. Не раздумывая больше, он бросился в лесную чащу.
Глава 5
Точно тяжелый груз свалился с плеч Георга, когда лес принял его в свои объятия. Лучше быть разорванным волками, чем снова увидеть Косого Лиса, своего вечного мучителя, со страхом ждать нового дня и новых насмешек. Впрочем, теперь все уже миновало.
Новая волна тоски по родине поднялась в его душе. Сколько дней ему придется идти, чтобы добраться до Рейстоуна? Живут ли еще его родители у тетки Рахиль?
Он почти бессознательно пробирался сквозь высокие папоротники. Скользя и спотыкаясь о гладкие, извивающиеся, как змеи, корни деревьев, он падал, поднимался и снова шел все глубже и глубже в лесную чащу. Огромный поваленный ствол, поросший мхом и наполовину истлевший, преградил ему дорогу. Да и что здесь можно было бы назвать дорогой? Ее не было.
Георг остановился и посмотрел вверх, откуда едва пробивался зеленоватый свет. Дикий виноград обвивался вокруг ветвей, толстый покров листьев задерживал каждый солнечный луч. Подобно темно-зеленой воде, душный, насыщенный влагой воздух плыл между мощными стволами дубов и каштанов. Где же солнце?
Бессмысленно топтался мальчик у поваленного дерева и, наконец, поплелся дальше. Ему пришло в голову, что нужно пройти хотя бы часть пути по руслу ручья, чтобы скрыть следы. А вот и ручей… Но в глубине темнели сплетения ветвей. Они делали его непроходимым, — и мальчик снова поднялся на холмистый берег. По ручью он успеет еще пройти в течение дня. До вечера индейцы не заметят его ухода, а за это время он будет далеко.
На склоне холма он нашел узкую звериную тропу, какую протаптывают лоси и олени. Мальчик осмотрел на стволах мох и решил, что эта тропа ведет прямо на восток. Быстро пошел он по узкой, зарастающей зеленой тропинке, которая то поднималась по холмам, то сбегала с них, пробиваясь сквозь плотные сплетения широких опахал папоротников, молодых побегов, стволов деревьев.
В насыщенном влагой, душном воздухе не раздавалось ни звука. Резвость белок не нарушала тишину. Мальчик не обращал внимания на этих зверьков, то неожиданно появляющихся среди ветвей, то вновь исчезающих серыми, ржаво-коричневыми или черными пятнышками. Он шел словно во сне, и только однажды громкий треск подломившегося сучка погнал его в непонятном страхе вперед Он мчался, пока не перехватило дыхание. Тогда он замедлил бег и испуганно оглянулся, однако не увидел ничего, кроме обычного леса. «Что же это могло быть?»
Солнце перевалило уже за полдень, когда тропа вы вела мальчика на небольшую лужайку. Голубоватая трава поникла от нестерпимой жары. После влажной духоты леса сухой зной открытой полянки был подобен дыханию открытой топки раскаленной печи. Обессилев, Георг опустился в тени деревьев на землю и некоторое время бессмысленно смотрел на колеблющиеся струи горячего воздуха, которые точно танцевали над склоненными стеблями.
Низкое нарастающее гудение всколыхнуло воздух и смолкло. Георг вздрогнул и прислушался. Звук возник вновь, становясь все громче и громче. Опять пропал. Это не глухие раскаты грома. В этом звучании различались быстро следующие один за другим удары, точно кто-то вдалеке бил в огромные барабаны. Эти звуки были похожи на удары в водяные литавры поселка — котлы, выдолбленные из корней, заполненные водой и затянутые оленьей кожей. Но так далеко они не могли быть слышны.
Снова забили эти невидимые барабаны и снова смолкли. Казалось, что звуки исчезали по другую сторону гор. Не слышно было шелеста голубоватых трав, точно и они прислушивались к исчезающему гулу.