Прежде всего направились, конечно, к родичам — Соколам. Немного постояли у двери, похлопали в погремушки, пропели: «Ие-хо! Ие-хо! Хо-йе!» — вошли в дом и воскликнули:
— Мы поздравляем наших тетушек и дядюшек с Новым годом!
Женщины вышли навстречу, а изо всех каморок посматривали веселые и приветливые лица.
— А, так здесь наши дети! — сказали тетки, увидя Малию и Синюю Птицу, и высыпали особенно большие пригоршни орехов в их кузовки.
Добрые тети, несмотря на маски, легко узнали племянника и племянницу. Тети были сестрами отца, а это значительно важнее, чем сестры матери, и поэтому они в праздник всегда подавали «попрошайкам» больше Других.
Дети, получив подарки, весело протанцевали вокруг огня, потом побежали к соседнему дому, наполняя морозный день звонкими голосами.
Длинные синие тени падали на снег от деревьев. В наступившей было тишине раздалось карканье ворон. Издалека донеслись крики другой группы ряженых, идущих по поселку.
Солнце стояло еще высоко, когда дети Черепах столкнулись с детьми Соколов, которые тоже попрошайничали.
— Младшие родичи! — закричала Малия.
Другая сторона не осталась в долгу.
— Грязные плечи! Грязные шеи!
— Кривоклювые! Чучела из перьев! — неслось в ответ.
Синяя Птица не успел и опомниться, как был уже в центре драки. Он еще видел, как Дикий Козленок ударил в грудь какого-то мальчишку Сокола, и почувствовал, что кто-то у него вырвал из рук кузовок, а потом… а потом и сам ввязался в свалку. Он столкнулся с какой-то девчонкой, при этом упал в снег. Кто-то топтал его, к счастью, мягкими маленькими мокасинами. Наконец Синяя Птица оказался наверху, но в нем кипела ярость. Другие дети дрались также отчаянно, особенно четырехлетки. Они вертелись под ногами старших и били друг друга своими погремушками. Даже девочки кусались и царапались, как дикие кошки.
Наконец Соколы отступили и обратились в бегство, только издали выкрикивая бранные слова. Дети Черепах стали осматриваться. Раскрасневшиеся, они едва переводили дыхание. У Синей Птицы снова был его кузовок, но как он попал к нему в руки, мальчик никак не мог вспомнить. Победители начали быстро собирать добычу: потерянные соседями на поле боя маисовые пирожки, сухие сливы, орехи и куски сахара. Они возбужденно говорили друг с другом, но тут Синяя Птица заметил ужасную вещь: правый рукав его новой рубашки был сверху донизу разорван, и на его бобровой шапке зияла прореха. От страха он не знал что делать. Беспомощно посмотрел он на Малию; по лбу девочки шла широкая царапина, но ее одежда осталась почему-то целой. У Дикого Козленка был вырван клок на правом легине, но в этом не было ничего особенного, потому что на нем была старая, изношенная одежда.
Нерешительно водил Синяя Птица пальцами по разорванной рубашке, по шапке, словно так можно было зачинить дыры. Он едва слышал, как утешала его Малия.
— Это еще пустяки!
Будь это в Рейстоуне, его, несомненно, жестоко наказали бы, и у мальчика было такое чувство, что он действительно заслужил побои. Что скажет мать, когда увидит новое платье в таком состоянии?! Не возьмет ли отец палку и не прибьет ли его? Молча, с опущенной головой, он поплелся позади всех и последним вошел в дом.
Но получилось совсем по-другому. Вождь усмехнулся.
— Ну? Вы, конечно, дали отпор младшим родичам?
При этом он даже посадил Малию на колени, чего обычно не делал.
Лучистое Полуденное Солнце от души смеялась.
— Ты посмотри только: эта ткань, что мы выменяли у белого торговца, не выдержала и одной драки. Ну, не гляди так печально. Дыру я зашью, и при первой возможности ты получишь кожаную куртку.
Синяя Птица, еще не веря, смотрел то на мать, то на отца. Он не знал, что эти драки между родичами входят в программу новогоднего праздника и что каждая ирокезская мать ожидает, что на одежде детей будут и дыры и распоротые швы. Лучистое Полуденное Солнце не хотела огорчать сына, не хотела уменьшать радости от полученных подарков и позволила ему выйти в новой одежде. Даже не подозревая этого, мальчик почувствовал большую любовь своих новых родителей и, радостный, уселся на циновку. Все, что он ел, казалось ему на редкость вкусным, особенно лесные орехи — обычное лакомство в первый новогодний день.
На следующее утро дяди пришли опять и начали рыться маисовыми пестиками-колотушками в золе очага. Мать, как и все женщины в доме, дала погаснуть огню, и дяди посыпали по маленькой щепотке остывшей золы на головы детей, приговаривая:
— Чтобы вы были здоровыми! Чтобы вы так же хорошо росли, как молодые клены.
После этого огонь разожгли заново, но не с помощью кремня, кресала и трута, а с помощью древнейшего орудия, которое отец достал с чердака. Это орудие состояло из толстой сосновой доски со многими маленькими углублениями и из заостренной дубовой палочки.
Перестали вспыхивать золотые язычки пламени очагов, и только холодный голубоватый свет проникал через отверстия в крыше. В коридоре наступили морозные сумерки. Несмотря на полумрак, Синяя Птица увидел, как отец вставил дубовую палочку в углубление доски и, зажав ее между ладонями, начал умело и невероятно быстро вращать. Струйки дыма, которые можно было скорее почувствовать по запаху, чем увидеть, постепенно поднялись кверху. Вдруг в углублении блеснули искорки, сначала одна, другая, потом целый дождь золотых брызг.
Мать подложила на дощечку комочек сухого мха. Он тихонько затрещал и неожиданно загорелся. И вот уже быстрые языки пламени лижут заново уложенные щепки и дрова, разрастаясь в широкое желтое пламя. Некоторое время все с благоговением стояли вокруг очага.
— Новая жизнь — новый свет! — торжественно сказал отец.
Теплота начала разливаться по проходу и остывшим каморкам. Огненные отблески затанцевали под закопченной крышей и осветили связки золотых маисовых початков, подвешенных на жердях у потолка. Тихое гудение и пение пронеслось по дому, как предвестник наступающей радости.
Дети охотно стали помогать матери. Каждая мать подвешивала сегодня, по крайней мере, по два котла, потому что, кроме нежной медвежатины и оленьего мяса, в этот день подавался специальный праздничный «маскарадный» пудинг из маисовой муки, кленового сахара и подсолнечного масла. Это делалось только в праздничные дни, когда ряженые в священных масках, изображающих разных духов, проходят через все дома. А ведь сегодня ночью они должны прийти! Каждая хозяйка дома старалась оказать побольше почестей дорогим ряженым танцорам и дать им с собой самую большую миску с праздничным пудингом.
Но часть яств поедалась раньше. Если согласиться с Малией, то этот пудинг был вкуснее, чем орехи с сахаром и медвежьим жиром. И сестренка была действительно права. Если бы дали волю Синей Птице, вряд ли что-нибудь досталось бы ряженым от этого пудинга.
После обеда пришла тетка Красные Глаза с малышкой. Малый Медведь называл маленькую обжору Толстым Лягушонком. На самом деле девочку звали Снежной Птичкой. Она тихо и спокойно сидела на циновке. Другие сестры матери появлялись очень редко, а тетка Олениха почти никогда не приходила. Малый Медведь не выносил бесконечного хныканья ее девочки и достаточно ясно давал это понять.
Тетка Красные Глаза тут же заговорила о всяких историях в поселке. Ей был известен каждый дом, каждый уголок. Она достоверно знала, что происходило там с незапамятных времен. Она знала вороньи деревья на кладбище, каждый маленький ночной огонек в каштановом лесу. Она знала и овраг, где похоронены каменные великаны.
Истории тетки были интересны. Даже отец хвалил их и принимал участие в разговорах. А пока шел рассказ, переворачивали кусочки мяса, обжариваемые на маленьких вертелах. Едва был готов очередной кусочек, он тут же вместе со сладкими орехами попадал кому-нибудь в рот.
Малия, Дикий Козленок и Синяя Птица играли в косточки. В этой игре нужно было ударить об пол деревянную тарелку так, чтобы подскочили окрашенные с одной стороны сливовые косточки, положенные в нее. Чем больше косточек переворачивалось окрашенной стороной вверх, тем больше очков получал играющий. И у других очагов слышны были такие же удары деревянных тарелок и тихие веселые выкрики, а временами и звонкий смех. Просто удивительно, как спокойно было в этот вечер под крышами Длинных Домов, несмотря на множество детей.