А.А. Веселовский часто ездит на позиции. Солдатам передовых окопов хорошо знакома энергичная подвижная фигура командира в сапогах с красными отворотами.
Эти красные отвороты имеют свою любопытную историю.
Служа на Кавказе, генерал А.А. Веселовский, тогда полковник, командовал знаменитым Апшеронским полком. Этот полк он и повёл на войну в самом начале боевых действий.
При императрице Елизавете апшеронцы покрыли себя неувядаемой славой в боях с войсками Фридриха Великого, которых они жестоко и неоднократно бивали. Одно из сражений с пруссаками отличалось такой кровопролитностью, что апшеронцы вернулись из боя в буквальном смысле слова по колено в крови. Их чулки, — форма тогдашнего времени, — из белых стали пурпурными.
Императрица в виде высшей награды пожаловала апшеронцам в отличие от всей армии красные чулки. Так ходили они при Екатерине, ходили при Павле. Но когда при Александре Благословенном армия получила вместо чулок и туфель сапоги — красный цвет исчез.
Влюбленный в свой полк и в его боевую славу, Веселовский исходатайствовал апшеронцам красные отвороты.
— На первый взгляд, — поясняет он, — это может показаться не существенным, пожалуй мелочью, а между тем воспитательное значение такого воскрешённого Государем императором отличия неоспорима. Оно пробуждает в солдате, — да и не только в солдате, — чувство гордости, заставляет особенно пристально смотреть на исполнение своего долга. «Мы — апшеронцы… Наши били Фридриховских пруссаков, и мы будем бить их теперь, где только можно»…
Вот что приходилось слышать от молодцов, таких счастливых Высочайшим пожалованием красной полоски на сапоги. И действительно, Апшеронцы отличились не раз в этой войне, и я безмерно счастлив был командовать ими, входившими в ту самую бригаду, с которой мы разбили полтора корпуса, взяв сравнительно громадное количество пленных…
Дежурный едва успел вскрикнуть: «Встать! Смирно!» как к класной доске, раскланявшись на ходу, быстро подошёл молодой инженерный офицер и высоким чуть крикливым голосом начал: «Геометрия вводит нас в изучение…»
Мы — а «мы» это кадеты 4-го класса тифлисского кадетского корпуса — не слишком внимали тем истинам, которые должны были открыться нашему уму предметом геометрии. В несравненно большей степени нас интересовали вопросы: кто этот чернобородуй и стремительный поручик? ждать-ли от него «колов» или «божеских балов»? разовьётся ли в нём пренеприятная привычка заносить в классный журнал свои «впечатления» или он примет систему полюбовного, «внутреннего» улаживания всяческих событий на уроках не столько из категории «учения», сколько из области «поведения»…
Этот поручик не то понтонного батальона, не то саперного, а может и железнодорожного — сейчас не помню, в сущность которго мы так пыталист приникнуть на том уроке геометрии, был никто иной, как герой нынешней войны, кавалер двух Георгиев — Антоний Андреевич Веселовский.
Между поручиком Веселовским, внедрявшим в нас математические знания, и генералом Веселовским, с его истинно-математическим умом, способным к тончайшему анализу и быстрому синтезу на поле битвы — дистанция в 19 с небольшим лет. Протяженность во времени порядочная, если не противопоставить ей головокружительную быстроту карьеры этого офицера. Однако, взглянув мельком на последнюю фотографию генерала, каждый знавший его ранее, непременно воскликнул бы: «поручик Веселовский» — до того этот человек не постарел, не изменился.
Тот же быстрый, «пронзительный» взгляд черных, в упор смотрящих глаз. Тот же характерный поворот корпуса — всегда «лицом к опасности». Та же холеная борода и ряд других характерных особенностей лица.
Пишущий эти строки уже готов услышать не совсем приятную формулу военного приказа: «Держановский отправьтесь под арест!» Но… как это далеко теперь, и как сейчас далек от подобного рода приказаний генерал-лейтенант Веселовский.
Любимым воспитателем Веселовский у нас не был, хотя тот класс, который он вёл от начала и вплоть до военного училища, его очень ценил. Для амплуа «любимого» у него не было основного качества — желания идти на уступки. Как очень ценная натура, притом человек вспыльчивый и в такие минуты подверженный «волевым импульсам», он не склонен был идти на поблажки. А мы прежде всего ценили поблажки и совсем не хотели мириться с «дисциплиной», ибо наш корпус, целиком почти комплектовавшийся из туземцев или русских уроженцев Кавказа, отличался наклонностями свободолюбия, и мы не уставали в стремлениях к расширению не писанной, но освященной традициями «хартии вольностей» для нашего домашнего обихода. Но, будучи поклонником «порядка», Веселовский вовсе не был формалистом, и столковаться с ним было не трудно, особливо когда проходил момент аффекта. Впрочем, всё это неважно. Мне хотелось только подчеркнуть, что и тогда нынешний полководец отличался теми качествами ума и характера, которые в обстоятельствах военного времени обнаружились с таким блеском и рельефом. Если в самостоятельности, твердости в проведении раз намеченного решения, умению сразу оценить положение и сейчас же приступить к действию, если к этому на чашу достоинства бросить ещё острый ум и превосходное общее и специальное образование — перед нами встаёт образ одного из наиболее смелых и удачливых генералов этой войны.