— Это не машину рвать, не железную дорогу, а целое здание… Зачем передоверять дело кому–то другому, когда лучше всего я сам могу все выполнить. Сорвется операция — с кого спрашивать будете?
— С тебя, батенька мой, — вмешался Пушкарев. — Во–первых, ты подрывник, во–вторых, член бюро окружкома. Вдвойне и спросим.
— Так в чем же дело? — возмутился Рузметов. — Что я за командир и член бюро, если могу только издали руководить? Нельзя так, неправильно! И дело провалим и людей загубим. Я должен хоть раз побывать на месте.
Пушкарев нахмурился.
— Командир не обязан сам все делать, — сказал он.
— В этом–то и суть, — добавил Зарубин. — Командир должен так организовать операцию, так подобрать и расставить людей, чтобы…
— А личный пример? — прервал его Рузметов. — Зачем вы сами ходите на операции?
— Не на все, — заметил комиссар Добрынин.
— Вот именно, не на все, а на наиболее ответственные, — подхватил Рузметов.
Спор окончился в пользу Усмана. На его сторону встал Пушкарев. Рузметову разрешили посетить город, встретиться с Беляком, Баклановым и взглянуть на гостиницу.
Однажды ранним утром Рузметов подъехал на подводе к гостинице. В кармане у него лежала справка, где было сказано, что владелец ее по профессии маляр и ему разрешается работать по найму в городе.
Рузметов детально исследовал зал будущего ресторана, а после этого составил схему минирования.
Работа закипела. Сто килограммов взрывчатки уложили в пяти местах. Для этого пришлось заново переложить четыре большие, обтянутые железом, круглые печи, стоявшие по углам зала. Взрывчатку уложили под основания печей и наглухо ее замуровали. Печниками работали три партизана.
Потребовалось поднять и часть досок уже готового к окраске пола, чтобы уложить пятую порцию взрывчатки в центре ресторана.
Весь этот «ремонт», конечно, вызвал расходы, не предусмотренные сметой Расторгуева. Но Бакланов сумел доказать старику, что обойтись без этого нельзя.
— Администрация ни перед какими затратами не остановится, — смеясь, говорил он Рузметову.
Одной поездки Рузметову оказалось недостаточно. Он приезжал в город уже в третий по счету раз. Прошлый раз долго инструктировал Бакланова. Это было в самый ответственный момент — перед укладкой взрывчатки.
Бакланов к этому времени уже имел свой небольшой кабинет при гостинице с дощечкой на двери: «Директор ресторана». В этот кабинет вывели конец запального шнура и замаскировали его в одном из ящиков письменного стола.
Оставалось терпеливо ожидать заселения гостиницы и открытия ресторана. Но ждать долго не пришлось.
Когда гостиница и ресторан были отремонтированы, Расторгуев с Баклановым собирались идти с докладом к заместителю бургомистра, Чернявский сам прислал за ними. Он объявил, что в понедельник начальник гарнизона хочет дать в ресторане банкет офицерам танковой бригады, идущей к Москве.
Бакланов при этом сообщении едва не вскрикнул от радости. Получалось, что на ловца и зверь бежит.
— Не осрамитесь? — строго спросил Чернявский, обращаясь к Расторгуеву. — Все готово?
— В грязь лицом не ударим, — заверил Расторгуев. — Не беспокойтесь. Краска на полах подсохла, печи топятся третьи сутки. Штат весь налицо и обязанности свои знает.
Подсчитали, сколько надо мебели, посуды, продуктов для банкета.
Чернявский остался доволен и позвонил начальнику гарнизона о том, что все готово.
…И вот сегодня Рузметов и подпольщики собрались, чтобы обсудить каждую деталь операции. Завтра банкет. Такого случая упускать нельзя было.
— Если прохлопаем, — говорил Беляк, — Пушкарев нам головы пооткрутит.
— Будет завтра потеха, — потирал руки Бакланов.
— Не торопись, — заметил Микулич. — «Гоп» скажешь, когда перепрыгнешь.
— Перепрыгнем, старина! Непременно перепрыгнем! — уверял Бакланов.
— Довольно, товарищи, — строго объявил Рузметов, вставая из–за стола. — Время не ждет. Приступим к делу.
Рузметов вооружился куском запального шнура, спичками и начал показывать Бакланову, как надо обрезать конец шнура, прикладывать к нему спичку, как зажигать.
— Самое главное, Иван Тимофеевич, не торопись, — предупреждал он. — Учти, что ошибка в таком деле кончается смертью. Запомни: после того как ты запалишь коней, в твоем распоряжении до взрыва остается девяносто секунд, то есть полторы минуты. За полторы минуты нормальным шагом ты уйдешь за сто пятьдесят — двести метров. Понял?
— Ну, как же не понять, ведь в который раз уже повторяем, — жалобным тоном ответил Бакланов.
— В следующий раз мы без тебя, Усман, обойдемся, сами подрывать будем, — сказал Беляк. — Верно, Иван Тимофеевич?
— Определенно обойдемся. Все науки превзошли. Бакланов рассказал, что подготовка к банкету идет вовсю.
— Дым коромыслом стоит. Джаз пиликает, тренируются, аж голову ломит. Еле–еле собрал этих музыкантов. Понавезли посуды, продуктов горы. Комендант прислал своих поваров–немцев. Прислуживать будут тоже немцы. Номера приказали пока не заселять. Вход на банкет только по специальным билетам за подписью начальника гарнизона. А ковров и гардин каких понатаскали! Жаль, пропадут… — горевал Бакланов.
— А что с ними станется? — заметит Микулич. — Это же не посуда!
Рузметов улыбнулся, но ничего не сказал. Он–то знал, что «станется» и с коврами и с гитлеровцами.
Беляк передал Бакланову распоряжение штаба — сейчас же после взрыва идти на кладбище к Микуличу, а оттуда с ребятами из партизанского отряда в лес. Оставаться ему в городе нельзя. Жену свою, по указанию Беляка, Бакланов еще в четверг отправил в одну из отдаленных деревень.
Когда совсем стемнело, Бакланов пошел провожать Рузметова к лесу, где его ожидали партизаны — Дымников и Багров. Моросил мелкий дождь. Небо было до того темным, что сливалось с землей. Ни звездочки, ни огонька в окне. Мертвая тишина. Только плотный, обложной дождь монотонно шуршал. По дороге попался патруль. Немцы помигали фонариками, проверили документы и отпустили.
Попрощались на окраине города.
— Сколько тебе лет, Усман? — вдруг спросил Бакланов.
— Двадцать пять, — ответил Рузметов. — А что?
— Я так и думал. Молодой ты, а член партии уже. Я тебя просить буду, как дело это с гостиницей сотворим, дай мне рекомендацию.
— Конечно, дам, — не задумываясь, сказал Рузметов.
— Ну вот и спасибо! Теперь еще одного надо найти. Говорят, для подпольщиков и партизан достаточно двух рекомендующих.
— Правильно, — подтвердил Усман. — И второго найдешь. А теперь иди, а то поздно. Да не забывай, о чем я говорил: конец шнура обязательно срезай наискосок и головку спички прижимай поплотнее, к самой мякоти…
— Помню, помню! Все помню, — заверил Бакланов и зашагал обратно в город.
Утром в понедельник, идя на службу в управу, Беляк, чтобы не откладывать дела и долгий ящик, решил забежать в комиссионный магазин и взглянуть на Брынзу. С собой он захватил кожаный ягдташ, с которым, бывало, ходил на охоту. Продавать его Беляк не собирался, но это было предлогом, чтобы зайти в магазин.
В комиссионном магазине, кроме продавца у прилавка и пожилого толстого мужчины за конторкой, никого не было. Подойдя к прилавку, Беляк показал ягдташ продавцу и заломил заведомо высокую цену. Продавец, молодой прыщавый парень, пожал плечами и, желая показать, что товар его не интересует, отвернулся и начал переставлять стоящие на полке дамские туфли.
— Не устраивает? — громко спросил Беляк.
— Нет! — лаконично бросил продавец через плечо.
В это время из–за конторки вылез толстяк и, тяжело отдуваясь, словно он тащил на спине мешок, приблизился к прилавку. Взяв в руки ягдташ, он осмотрел его со всех сторон, отогнул крышку, помял и даже понюхал кожу. Небольшая голова его с крупными отвислыми ушами с трудом поворачивалась на чрезмерно толстой и короткой шее. Окончив осмотр, он посоветовал придержать вещь и не продавать до времени.
— Сумка, конечно, хороша, но сейчас не в моде. Охотников и на нее и на дичь, прямо скажем, маловато стало.