было много. Но названия глав вызывали какие-то особенно сильные сомнения, и причем сразу. Наверное, потому, что быстрее всего бросались в глаза. Я стал объяснять, что
«финиш», потому что в конце книги логично было бы подвести некоторые итоги, а
«промежуточный» он потому, что история Георгия Мирзоева, как личности и как фигуры в истории завода и страны, на этом не заканчивается и не закончится, когда я поставлю в
тексте последнюю точку. После этого Мирзоев улыбнулся, что делал в ответ на мои
реплики нечасто и, с присущим ему юмором, иногда черным, как смола, сказал:
– А ты не думаешь, что к тому моменту, когда ты всё это, наконец, допишешь, финиш перестанет быть промежуточным? Ты уверен, что книга раньше закончится, чем
мы с тобой?… - и засмеялся.
– Нет, не думаю – после паузы ответил я, и это был тот редкий случай, когда я в беседе с Мирзоевым оказался прав.
Два инфаркта — это не случайность. Это закономерно при таком темпе жизни и работы. Он работает на износ. Он всегда лезет в самую суть вещей.
Любое совещание у него в кабинете, начавшееся тихо и интеллигентно, могло закончиться спустя десять часов и пять пачек сигарет. Результатом обсуждения какой-то
проблемы являлись иногда сорванные связки. Но уже к следующему совещанию Мирзоев знал по обсуждаемой проблеме всё. Он объяснял двигателистам про вибронагруженность
опор, аэродинамикам про характер обтекания передней стойки… Он всегда задавал высокую планку, к которой тянулся сам и заставлял тянуться всех остальных.
Конструктор Мирзоев полностью погружён и даже интегрирован в работу. Со стороны у сослуживцев могло даже создаться впечатление, что есть НТЦ (а ранее - УГК),
а к нему – некий «придаток» в виде главного конструктора. После первого пережитого инфаркта можно было бы смело покинуть столь затратную для здоровья должность —
многим, вероятно, казалось, что так и будет. Но Мирзоев пережил, переболел, отлежался… и вернулся. После второго, 12 лет спустя, произошло по сути то же самое —
он вернулся к тому, чем занимался всю жизнь, хотя главным конструктором уже и не был.
Есть чувство, что этого человека невозможно сломать. Какие бы трудности ему не встречались – бытовые, психологические, физические, профессиональные,
административные, экономические, политические или какие-нибудь ещё, он всегда
находил силы переступить через них и снова двигаться к цели. Вот это как раз то, что больше всего в личности этого человека удивляет, поражает и вызывает у любого мужчины, знакомого с Мирзоевым, искреннее уважение и желание быть хоть немного похожим в поступках. Хоть иногда. Как бы ни показалась эта мысль о примере для подражания неновой, но, признаемся себе честно, в реальности таких людей действительно очень немного. Они в основном на экране телевизора или на страницах приключенческих романов.
Только вот эта книга – совсем не приключенческий роман. Это просто страницы из
жизни. Причем страницы далеко не все – в процессе подготовки книги набралось материала ещё на пару увесистых томов. Конечно, не всё на этих страницах выглядит законченным, объёктивным или правильным, это факт. Но именно так в жизни всё и выглядит. Пусть хотя бы это роднит книгу с той реальной жизнью, которую прожил человек.
В чем же смысл этой книги? Зачем нужно было прочитать всё это, чтобы добраться до последних страниц? Я не думаю, что книга должна чему-то учить и кого-то наставлять. Она просто должна давать поводы задуматься. Ведь можно прожить просто так, и, может быть, даже прожить весело. Но можно прожить и иначе – оставив след.
И след может получиться очень глубоким. И даже красивым. В 2008 году
сотрудники фирмы Bosch, с которой Ульяновский автозавод сотрудничал по вопросам электронного впрыска, проводили модернизацию силовых агрегатов УАЗа, и эта модернизация добралась, наконец, до старожила ульяновского конвейера – УАЗ-452,
«буханки». Им понадобилось решить какой-то технический вопрос, и на УАЗе им сказали,
что компетентно ответить на этот вопрос сможет Георгий Мирзоев, который всё это когда-то нарисовал. Пятьдесят лет назад. Вот и чертежи с его подписью, пожалуйста. Сотрудники Bosch приехали в Тольятти с очень широко открытыми глазами. «Правда?» – спросили они, сидя у Мирзоева в кабинете. «Правда», – ответил смеющийся Георгий Константинович.