Георгий Яковлевич заказал специальный хронометрический ящик и каждый день забегал к мастеру посмотреть, ладно ли идет работа. Этот ящик походил на обыкновенный дорожный сундук, но внутри на пружинах висел еще один солидный ящик, выложенный волосяными подушками. В полые стенки этого ящика вставлялись плоские цистерны из цинка. В них можно было наливать воду, теплую или горячую, в зависимости от температуры воздуха. Вода поддерживала температуру, наиболее выгодную для хронометров. Пружины и волосяные подушки смягчали неизбежные в дороге толчки.
Подготовка снаряжения, хлопоты с получением карт, книг, инструментов и проверка их заняли весь январь. В начале февраля все было готово.
Но выехать из Петербуга оказалось не так-то просто. Бюрократическая машина в Гидрографическом управлении работала неуклюже и медленно. То деньги не отпущены, то никак не может собраться комиссия для выработки инструкции, то некому ее подписать.
Только 16 марта 1909 года, когда солнышко стало пригревать совсем по-весеннему, Седов, издерганный всеми проволочками, сел, наконец, в вагон сибирского поезда.
Вышел из вагона в Иркутске. Иркутск тогда был главным административным центром Сибири. Здесь Седову надлежало явиться местным властям, получить «подорожные» и подготовиться к долгому пути на лошадях.
На перроне Седов схватился за голову: всюду проталины, с юга тянет теплый ветерок, извозчики— на колесах. Пахнет весной. «И это в начале пути! Что же будет дальше? А ехать по санному пути еще пять тысяч верст. Неминуемо застряну где-нибудь в тундре, — подумал он, трясясь на извозчике к городу. — Полетит к чёрту вся экспедиция!»
Иркутяне-старожилы немного утешили его:
— До настоящей весны еще далеко. Здесь оттепель. Санный путь плох потому, что снега выпало мало, грязь только поблизости города.
Но все же бывалые люди с сомнением покачивали головой, когда узнавали, что моряк собирается попасть на Колыму по зимнему пути.
— За Якутском не миновать распутицы. Придется месяц или два просидеть среди тундры. Надо торопиться, может успеете проехать большие реки до разлива.
Посоветовали купить проходные сани, лучше всего сибирские возки с крытым верхом: не нужно при смене лошадей перегружать багаж на каждой станции. Седов послушался совета. Возки пришлось отправить вперед, на станцию
Хомутово, недалеко в горах, — там еще снег сохранился. Сам добрался до Хомутова на колесах.
«Я ехал с единственным своим помощником боцманматом Василием Жуковым — добрым и выносливым малым, — начинает Седов описание путешествия по сибирским просторам. — Моими, спутниками были участники еще двух экспедиций: Чукотской и Ленно-колымской… Покинув Иркутск, мы облегченно вздохнули и перенеслись мысленно к заветным берегам далекого океана, куда уже давно мечтали попасть, чтобы посвятить свои труды на их изучение. Одно нас пугало — это поздний выезд из Петербурга…
Но вот и станция Хомутово, а с нею и первый удар экспедиции: на станции не оказалось для нас лошадей и нам пришлось их ждать семь часов. Такая потеря золотого времени не могла не отразиться тяжело на нашем самочувствии… но делать было нечего, пришлось подчиниться судьбе — ждать.
Стояла темная морозная ночь. Яркие звезды мерцали на прозрачном синеватом небосклоне, где-то вдали слышалось пение запоздалого путника. Хотелось ехать, ехать и ехать, но ехать было не на чем. Зимние возки стояли уже давно готовыми, все было уложено и увязано, так как предстояло далекое тяжелое путешествие по тяжелой снежной дороге.
Наконец пришли лошади, все мы радостно вздохнули и взялись задело: застучали дуги, зазвонили колокольчики, забегали маленькие вертлявые ямщики-буряты, заскрипел под полозьями снег, и наши четыре возка вскоре грациозно заколыхались по неровной дороге…»
Отъехав от Иркутска сотню километров, путешественники оказались в совсем первобытной, ненаселенной стране. Ее пересекала только одна проезжая дорога: тракт Иркутск — Якутск. По этой дороге изредка мчались возки всесильных владык края — чиновников и купцов, ползли обозы с пушниной. Раз в неделю проезжала почта. По временам со стороны тракта доносился странный лязгающий шум, похожий на заглушенное звучание множества бубенчиков. То был звон кандалов. Он всегда сопровождал движение партий арестантов, шедших по этой дороге на каторгу и в ссылку. На тысячи километров по обе стороны тянулась первобытная тайга. Лес без конца. Редкие поселения жались к реке Лене. Зимняя дорога в Якутск шла по льду. Летом на колесах можно было проехать только до села Жигалова, в трех с половиной сотнях верст от Иркутска. Тут дорога кончалась. Дальше — полное отсутствие путей сообщения, если не считать охотничьих троп.