Девственный край. Знакомиться с ним — наслажденье. Новые места, новые люди, обычаи.
Перевал через отроги острых Байкальских гор остался позади. У селения Качуг путники спустились к верховьям Лены. Здесь санный путь проложен по льду, в узкой щели, пробитой рекой. По сторонам грандиозные обрывы красных кембрийских отложений, поверх них кудрявится лес. К северу лесная долина расширяется. Пологие холмы отходят от реки, прерываются белоснежными падями и снова сдвигаются. Горы сильно теснят реку угрюмыми скалами.
«Радостно смотреть вокруг. Душа живет, и сердце бьется, — восторженно записывал Седов в своем дневнике. — Любоваться красотами этого края можно без конца!»
Но, любуясь и восхищаясь, он помнил, что едет не в качестве туриста. Торопил ямщиков, не давал отдыхать товарищам на станциях. Ехали на тройках день и ночь, останавливались только для смены лошадей. Спали в возках. На «станках» — так зовут на Лене поселки — иногда пили торопливо чай, пока перепрягали лошадей, но чаще не выходили из саней. Ели раз в сутки — пельмени или разогретые котлеты, и — дальше. Двигались довольно быстро, делая в сутки по сто шестьдесят — сто восемьдесят верст.
«За Киренском дорога хуже: не наезжена, узка», отмечено в дневнике Седова. Лошадей стали впрягать «гуськом», одна за другой. Движение замедлялось, особенно когда попадали в рыхлый снег. Иногда один полоз скатывается в желоб, лошадиную тропу, а отвод — на обочину. Сани кренятся, отвод бороздит по снегу и тормозит движение. На такой узкой дороге встреча почты или тяжелого воза — большая потеря времени. Заслышав почтовые колокольчики, ямщики торопливо съезжают с дороги в глубокий снег. Лошади тонут в нем по брюхо, потом с трудом выбираются на твердую дорогу. Еще неприятней перегонять возы с тяжелым грузом. Каравану приходилось объезжать их стороной.
Опять беспомощно тонули несчастные лошади, барахтались, вставали на дыбы и копошились, как мухи в похлебке.
Случались приключения и без встреч. «Раз как-то возок с инструментами, в котором сидел, закутавшись в доху, астроном Чукотской экспедиции Е. Ф. Вебер, опрокинулся с дороги в глубокий снег и накрыл собою тихо мечтавшего путника, — отмечает Седов одно из дорожных происшествий. — Весь караван был остановлен. Начали вытаскивать возок, но он не сразу поддавался. Товарищ же наш каким-то замогильным голосом нетерпеливо кричал, что у него осталось мало воздуху: «Спасите!» Наконец, возок был на дороге, и караван следовал дальше до новой катастрофы».
До Киренска доехали благополучно. 4 апреля Седов с удовольствием отметил в дневнике конец первого этапа на длинном пути:
«… Киренск — небольшой городишко Иркутской губернии с населением в 2500 душ. Собор, городское училище и даже одна гостиница с двумя номерами и бесчисленным множеством клопов. Ясное утро, морозу 30° Ц. Производим астрономические наблюдения на соборной площади… Написали письма домой и следуем дальше…»
В этой части пути — едва ли не лучшие по красоте места на всей Лене. Сразу за Киренском начинаются знаменитые Ленские Щеки — ущелье, пробитое рекой в высоких горах. Здесь изумительное эхо. Крик и звон колокольчиков повторяются десятки раз. Над крутыми каменными обрывами, на головокружительной высоте, нависли деревья. Снег, накрывший ребра скал, вместе с просветами в чаще кустарников кажется снизу белым кружевным узором, наброшенным на каменистую крутизну.
Прорвавшись через ущелье, Лена превращается в могучую реку. За большим ее притоком, рекой Витимом, начинается Якутия.
На станках перепрягали лошадей низкорослые, крепкие якуты. Гортанный якутский говор совсем вытеснил русскую речь.
В город Олекминск приехали как раз в первый день церковного праздника пасхи.
Ямщики по случаю праздника хлебнули вина. В расчете еще получить на водку от столичных проезжающих, они погнали лошадей сломя голову. С ними ничего нельзя было поделать. Возки, прыгая по ухабам и раскатываясь на поворотах, мчались с бешеной скоростью.