Старичок Бунге, слушавший прения с полузакрытыми глазами, поднял веки, внимательно посмотрел на Седова. Тяжело вздохнул. Отнял ладони, приставленные к ушным раковинам, положил руки на живот. В дряблой щеке что-то дрогнуло. Он качнулся в сторону председателя, пошевелив в кресле свое грузное тело:
— Разрешите?
Старик выждал минуту. Неторопливо, с одышкой заговорил:
— Признание ошибки — начало познания истины. Нам, ученым, это известно лучше, чем другим. Ошибаться свойственно человеку. Все мы не без ошибок… Этого, господа, не следует забывать…
Бунге выдержал короткую паузу. В тусклых маленьких глазах мелькнул насмешливый огонек.
— Да… Бывает, ошибаемся. За примерами ходить недалеко… Вот хотя бы этот вопрос о достижении полюса с Земли Франца-Иосифа… Не знаю, как другие, а я позволю себе не согласиться с довольно-таки субъективным мнением Леонида Львовича… Да, субъективно, субъективно!.. Я бы не рискнул сказать, что отсутствие Земли Петермана является решительным препятствием к атаке полюса с этой стороны… Это не остановило две экспедиции Циглера. И Болдуин, и Фиала прекрасно знали про отсутствие Земли Петермана. И все-таки к полюсу шли. Теперь, какая причина неудачи этих экспедиций? — оживился старый ученый. — По-моему, корень их неудач был не в выборе направления и не в расчетах. Расчеты у американцев имелись точные. И снаряжение было прекрасное: лучше — невозможно… Как понял я, причина была другая и очень простая — непривычка к работе в условиях Арктики, то есть отсутствие тех самых качеств, о которых говорил докладчик. Я с ним в этом, пожалуй, согласен. А дело для науки великое! И для государства тоже. Россия в самом деле смотрит на север. Что ж, надо правду говорить — нашим Север знаком и привычен. И в этом Георгий Яковлевич, пожалуй, прав. Вот указал нам Леонид Львович, что итальянцы по десять километров в день проходили. Верно. Так и в отчете написано. А только рассказать бы про это в Казачьем или Булуне, там таких каюров бабы засмеяли бы. У нас ездят на собаках быстрее. Мне и самому случалось ездить с устьянскими каюрами по морскому сильно торошенному льду. Мы проходили с грузом за день по пятьдесят и по шестьдесят километров. Я это удостоверяю. Могу показать путевые дневники. Видите, какое дело… Спорный, спорный вопрос!
Бунге запыхался от длинной речи. Он заключил ее словами:
— Так вот! Конечно, наш докладчик ошибся. Расчеты нужно делать с полным знанием дела и литературы. Без точных расчетов нельзя. Это верно. Ну что ж… нам, старикам, надо ему помочь.
Бунге откинулся на спинку кресла и замолк. Седов видел, с каким изумлением посмотрел на него председатель, как у Брейтфуса сползла улыбка и посерело лицо при словах «субъективное мнение». Резко повернул голову Колчак, услышав фразу: «А дело для науки великое».
Произошло небольшое замешательство. Брейтфус, перегнувшись через стол, что-то доказывал Бунге. Вилькицкий говорил вполголоса с Колчаком и Мордвиновым.
Минуты две спустя Вилькицкий поднялся и предложил отложить заседание до завтра, с тем, чтобы докладчик представил новые расчеты движения к Северу и новый план всего путешествия. Вилькицкий нервно давил ногтями ладонь, — этот старый осел Бунге спутал всю так хорошо налаженную игру.
Георгий Яковлевич собрал в портфель бумаги и вышел первым.
На другой день заседание возобновилось. Не явился Бунге. Его неожиданно вызвали на совещание в министерство торговли и промышленности. Георгий Яковлевич не спал всю ночь, составил план похода к полюсу с острова Рудольфа. Требовалось шестьдесят собак, сто двадцать пудов груза и вспомогательная партия с двадцатью собаками и тридцатью четырьмя пудами груза. Он твердо отстаивал возможность движения со скоростью не менее пятнадцати верст в сутки.
Возникли большие прения, Брейтфус и Бялыницкий-Бируля доказывали, что Седову не хватит провианта для собак.
Сначала спорили о дневном пайке. Когда Бируля жил на Новой Сибири, его проводники за два дня скармливали двум упряжкам собак целого оленя. Следовательно, каждая собака получала четыре фунта в день. Колчак сказал, что собаками, в экспедиции Толля ведал устьянский казак. Как он кормил — Колчак в точности не помнит. Но знает, что собаки страшно прожорливы. Одним фунтом самого концентрированного корма, как предполагает Седов, собаку не насытишь.
Спорили и о нагрузке саней. По камчатскому опыту и по расспросам у колымчан Георгий Яковлевич знал твердо: каждая собака способна везти два пуда. Члены комиссии с этим не соглашались. По мнению Бирули и Колчака, самая сильная собака не может сдвинуть с места больше полутора пудов. Предлагали брать в среднем по пуду на собаку. Брейтфус продолжал козырять отчетом Абруццкого. В комиссии не оказалось ни одного человека, знакомого по-настоящему с собачьим транспортом. Упряжная собака везет от двадцати пяти до восьмидесяти килограммов, в зависимости от силы и качества дороги. Это знали тысячи людей в Северной Сибири, но не знала «компетентная» комиссия. Для питания собаки требуется около пятисот граммов сухого мяса с жиром (пемикан). Это должен был знать Брейтфус, знакомый с отчетами Эриксена, Пири, Свердрупа и Амундсена.