Егорушка заплакал.
— Не пустишь?
— Не пущу. Это деньги еще платить за тебя? Вот годика два-три подождем — возьму с собой на зимний промысел. Там веселее, чем в школе!
Сколько раз ни начинал Егорушка разговоры о школе, Яков стоял на своем. И как-то пригрозил:
— Поговори еще! Отдам в мальчишки к помещику. Там тебя научат.
После этой угрозы Егорушка не стал больше просить. Решил: буду учиться сам. Некоторые буквы он уже знал, умел атаманские приказы подписывать по-настоящему — научил приятель Миша Ханьдуков. У него же он выпросил старый букварь и стал тихонько от отца складывать слоги в слова.
Помогали немного ребята. После решительного отцовского отказа Егорушка перестал стыдиться своей неграмотности, а ребята с охотой учили своего атамана, у которого оказался такой несговорчивый и упрямый отец. Читать Егорушка научился легко, писать было труднее: не было бумаги. Ребята и тут выручали, давали иногда листочки. Эти листочки прятал от отца, но матери не стеснялся. Наталья сыну не мешала.
Однажды Егорушка в праздничный день сидел с ребятами на крылечке у школы. Ребята все вместе поправляли его писания. Поднялся спор: ошибка или нет в слове «лодка» буква «т»? Дверь школы раскрылась, и вышла учительница Антонина Михайловна. Ребята спросили у нее, как правильно пишется слово «лодка»… Учительница объяснила; потом, увидев чужого мальчика, спросила, что ему нужно. Егорушка застыдился, не знал, что сказать, а ребята стали наперебой рассказывать, что Егорушка их атаман, хочет научиться писать и читать, а батька в школу не пускает, а он и без школы учится потихоньку от батьки.
Учительница внимательно посмотрела на мальчика. Егорушке недавно исполнилось двенадцать лет. Он был рослым белокурым крепышом с ясными и умными глазами.
— Ты чей, мальчик?
— Седовский. Здешний, с Кривой Косы, из хутора.
— Почему ты не пришел ко мне, не сказал, что отец не пускает тебя учиться?
Егорушка не знал, что ответить.
— Ты очень хочешь учиться?
— Хочу. Мне надо выучиться, чтоб капитаном стать.
Антонина Михайловна улыбнулась.
— Что же, если будешь хорошо учиться, станешь кем хочешь. Ученому везде дорога. Отец твой дома?
— Нет, он поехал на работу в Ростов.
Антонина Михайловна погладила мальчика по голове и сказала:
— Хорошо, поговорю с твоей матерью. А когда вернется отец, скажешь мне, я и с ним потолкую.
Отец вернулся на этот раз неожиданно. В Ростове работа кончилась, плотников рассчитали, а на новую он не стал наниматься, чтобы не пропустить хода сельди.
Два дня Егорушка не мог выбрать свободной минутки, чтобы сказать Антонине Михайлевне о приезде отца. Пришлось помогать отцу в починке сетей, потом ездили в море — ставили их.
Утром на третий день он хотел было пойти к учительнице сразу после чая, но за чаем мать обратилась к отцу:
— Надо бы сыночку какие ни на есть чоботы справить, срамно в школу пойти босиком-то.
— Если срамно, пусть и не ходит, — ворчливо, но без сердца ответил отец. — Нам за казаками нечего тянуться. Не велик барин — походит осенью и босиком, а на зиму твои старые валенки для него починю, тебе все равно надо новые заводить. А на какие шиши — сам не знаю!
Яков поставил чашку на блюдечко вверх донышком, положил свой огрызочек сахара и встал.
Егорушка вспыхнул от счастья. Не ослышался ли он? Может, отец про что другое, не про школу сказал? Как только Яков с топором в руках закрыл за собою дверь, Егорушка бросился к матери, обхватил ее шею руками:
— Мамо, родная! Я в школу пойду? Учиться буду? Верно? Скажи!
Наталья Степановна повернула к свету возбужденное лицо Егорушки, сначала улыбнулась и вдруг, неожиданно для самой себя, всхлипнула.
— Мамо, мамо, что ты плачешь? Не пустил?
В уголках глаз матери показались две блестящие росинки. Одна упала на ухо Егорушке,
другую мать подобрала краем платка и открыла влажные глаза. Серые, еще молодые, они ласково глядели на сына. Преждевременные скорбные морщины у уголков рта стали расправляться, мать улыбнулась и заговорила ласково, как всегда в минуты волнений по-украински: