И Георгий Яковлевич со своими помощниками горячо принялся за работу.
Глава V
СЕМНАДЦАТЬ ЧЕЛОВЕК И СЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ СОБАК
Место для астрономического пункта Седов выбрал на высоком мысу Панкратьевского полуострова, в километре от судна. Назвал его мысом Обсерватории. Оттуда хорошо видны все острова — Крестовые, Горбовы и Панкратьевский, а также матерый берег Новой Земли. Зимнее пристанище «Фоки» — бухта «Фоки» — как на ладони. Виден хорошо и сам он — усатая букашка, а на белой равнине фигурки с булавочную головку. Крошка-муха сидит около айсберга — это художник рисует. Вот другая на откосе у мыса с черным столбом — геолог исследует горные породы. У метеорологической станции тоже кто-то копошится — не то Визе, не то Лебедев, не рассмотреть.
Подъем к астрономическому пункту стал труден. Последние бури крепко прибили снег, нарисовав на нем длинные полосы заструг, над откосом надули карниз. Взберешься — весь в снегу. Самому-то не видно, а на спутника смешно смотреть. Штурман Максимыч весь белый, снег за воротник набрался и пар валит. Приятно подразнить Максимыча, смешно он по-поморски ругается и все сыплет прибаутками.
— А как, Николай Максимыч, еще не замерз?
— Заморозило у проруби Фотея, а он все кричит — потею.
Георгий Яковлевич смеется, потом становится серьезным: солнце выглянуло из-за туч. Берутся высоты — одна, другая, третья, восьмая. Николай Максимович уже знает: на работе Седов разговоров не любит. Он внимательно считает такты хронометра и вовремя отмечает момент. Еще нужно взять несколько высот, а солнце снова ушло за облака. Штурман покрылся инеем, оледеневшие усы примерзли к воротнику, но держит марку. Говорит — «ничего», а зубы начинают дробь отбивать. Мерзнет и Седов. Пальцы застыли, почти потеряли чувствительность. Под конец наблюдений видит на пальцах кровь. Кожа примерзла к микрометрическому винту. Сняв перчатку, отогрел винты другой рукой. Две высоты взяли благополучно. Ну что ж, не у экватора работаем, у полюса! Зато как хорошо прибежать с мороза на судно в теплую кают-компанию!
На мысе Обсерватории Георгий Яковлевич приказал поставить знак в виде креста с выжженной надписью. На островах Крестовых и на Панкратьевском тоже поставили знаки. Можно начинать съемку. Пора собак запрягать. С собаками получилось не блестяще.
Художник в эти дни записывал:
«11 октября (—14°,8, умеренный северный ветер). Вчера я и Седов пробовали на собаках новую упряжь. Над ней с неделю возились боцман и Линник. Упряжь вроде камчатской, но с некоторыми изменениями, придуманными Седовым. Два ряда собак впрягаются хомутиками между четырьмя постромками. Седов думает, что среди торосов такая упряжка будет удобней других.
Он боялся, что обские собаки, приученные к местной упряжи, не пойдут в запряжке, стесняющей свободу движений. Некоторые собаки тянули хорошо, но с большинством придется, повидимому, позаниматься.
При пробе начало выясняться другое прискорбное обстоятельство. Собаки, купленные в Архангельске в качестве ездовых, не годятся никуда. По всей видимости, упряжь не только седовской системы, но всякая другая для них такая же новость, как если бы вместо хомутиков и постромок их одели во фраки.
Эти Шарики и Жучки не только не тянули саней, но и мешали. С полным непониманием, что мы хотим делать, псы покорно позволяли запрячь себя, даже с некоторым любопытством обнюхивали шлейки, недоуменно помахивая хвостами. Но как только дело коснулось работы, началась потеха. В упряжи стояли белые сибирские собаки и пестрые архангельские. Седов сел на нарту и закричал: «П-р-р-р-р!» Большинство белых собак при этом крике поднялись, а некоторые даже сделали попытку тронуть сани с места. Но все остальные, как и раньше, лежали на снегу в полной неподвижности, очевидно, полагая, что ежели привязана, так и лежи на снегу без движения, покуда хозяин не отвяжет.
Я пробовал тянуть передних собак, чтобы сдвинуть с места остальных. Мы думали: может быть, собаки в незнакомой упряжи не понимают, что от них хотят, но лишь только увидят, как другие собаки работают, вспомнят и они. Не тут-то было! Я тянул изо всех сил, тянули и сибиряки, но все эти дворняги и не думали помочь. Они просто улеглись, как будто бы вся суматоха их совсем не касалась. Лежа, они бо-роздили снег, отнюдь не понимая, что такое происходит. Иные, впрочем, проявляли некоторую самодеятельность: они изо всех сил упирались. Мы до тех пор не добились движения нарты вперед, пока не отпрягли всех этих саботажников.