Несколько несчастных бекасов и еще один кролик, застигнутые охотниками врасплох во время полуденного отдыха, пали под выстрелами, особенно беспощадными в тот день: как Салина, так и Тумео с удовольствием представляли на месте невинных животных дона Калоджеро Седару Однако ни пальба, ни клочья шерсти, ни перья, которые, сверкая на солнце, разлетались во все стороны, не могли сегодня умиротворить князя: по мере того как приближался час возвращения в Доннафугату, его все более угнетало чувство тревоги, досады и унижения от предстоящего разговора с мэром-плебеем. Что толку, что он мысленно называл убитых бекасов и кролика «доном Калоджеро»? Это нисколько ему не помогло. Но даже приготовившись прглотить пилюлю, он испытывал потребность получить о противнике более полные сведения, иначе говоря, узнать, как отнесутся люди к тому шагу, на который он уже решился. Поэтому дон Чиччо второй раз за этот день был озадачен прямым вопросом:
— Дон Чиччо, а что на самом деле думают в Доннафугате о доне Калоджеро? Вы тут всех знаете, вот и ответьте мне.
По правде говоря, Тумео казалось, что он уже достаточно ясно высказал свое мнение о мэре; но едва он собрался его подтвердить как вспомнил доходившие до него толки про нежные взгляды дона Танкреди, обращенные в Анджелике, и пожалел, что дал волю красноречию, которое могло прийтись не по вкусу князю, тем более что все сказанное соответствовало действительности. Одновременно он в глубине души порадовался, что вовремя укусил себя за палец, не успев сказать ничего плохого об Анджелике, и хотя палец еще побаливал, эта легкая боль действовала сейчас на дона Чиччо как целительный бальзам.
— В конце концов, ваше сиятельство, дон Калоджеро Седара не хуже многих других, кто пошел в гору за последние месяцы.
Скромность похвалы позволила дону Фабрицио проявить настойчивость:
— Видите ли, дон Чиччо, для меня весьма важно знатъ правду о доне Калоджеро и его семье.
— Правда, ваше сиятельство, заключается в том, что дон Калоджеро не только очень богат, но и очень влиятелен и к тому же скуп. Когда дочка была в пансионе, он ел с женой яичницу из одного яйца на двоих, но если надо, он за ценой не постоит. Поскольку каждый истраченный на свете грош попадает в чей-то карман, вышло так, что многие люди зависят теперь от дона Калоджеро. Скупость не мешает ему быть хорошим другом, и хотя за аренду земли он дерет с крестьян втридорога и тем приходится из кожи вон лезть, чтобы с ним расплатиться, месяц назад он одолжил пятьдесят унций Паскуале Трипи, который помог ему во время высадки, причем деньги ссудил без процентов, а это самое великое чудо с той поры, когда святая Розалия спасла Палермо от чумы. Впрочем, он умен как черт. Видели бы вы его весной, ваше сиятельство, когда он, без оглядки на погоду, пешком, верхом, на дрожках всю округу избороздил. И где он бывал, сразу возникали тайные кружки, готовилась почва для тех, кто должен был прийти за ним. Прямо наказание Господне! А ведь это, ваше сиятельство, только начало его карьеры! Через несколько месяцев он будет сидеть в парламенте в Турине, а через несколько лет, когда начнется распродажа церковной собственности, купит за гроши землю в Машиддаро и Марке и станет самым крупным землевладельцем в наших краях. Вот что такое дон Калоджеро, ваше сиятельство. Новые люди — они все такие, к великому сожалению.